Коллекционер

Будылин знал об этом человеке и много и мало. Иногда ему казалось,

что они знакомы с детства и даже воспитывались в одном детском доме, а

иногда Турист казался ему совершенно незнакомым человеком, и даже той

ночи в машине не было вовсе, а все, что тот тогда рассказывал, это из какого-

то романа или авангардного кино.

И как с Туристом разговаривать Будылин не знал, тогда ночью было

все просто - он сделал доброе дело, пригрел, можно сказать бездомного, и

говорил с ним как продавец мороженого с мальчишкой. Теперь ситуация

была иная. Если бы это был обыкновенный парень, для которого сняться в

клипе все равно, что выиграть сто тысяч по лотерейному билету, можно было

оставаться добрым продавцом мороженого, но парень-то вовсе не горел

желанием прославиться, ему было хорошо и здесь: пить молоко под яблоней,

строгать, пилить, забивать гвозди. А он, Будылин, тянул его в совершенно

чужой мир как теленка на веревке.

Нет, нужно, чтобы Турист проникся сверхзадачей, иначе ничего не

получится. А какова, собственно говоря, сверхзадача? Заработать кучу денег,

снять классный ролик, раскрутить заморскую газировку? Да ради этого не

стоило и браться за дело, а он, Будылин, взялся, значит, сверхзадача все-таки

есть, только он ее не может сформулировать или не хочет.

- Что ты знаешь об Иисусе, - спросил он Туриста неожиданно даже для

самого себя.

- У нас в детдомовской библиотеке было мало книг, в основном

учебники, и еще кое-что из того, что мы проходили по литературе, но я где-

то прочитал, что это был Бог, которого на самом деле не было. А один

батюшка, которому мы строили церковь под Псковом, говорил, что никакой

он не Бог, а просто человек, незаслуженно пострадавший за веру, а Богом он

стал уже после смерти, то есть когда он уже перестал быть Иисусом. Этот

батюшка вообще много говорил про веру и про грехи, и особенно про ад. Вот

про рай у него почему-то не получалось, а про ад он рассказывал страшные

вещи, и что там людей поджаривают на сковородках, и что жгут каленым

железом, и что варят в котлах. Мне кажется, он, прежде чем пойти в

священники, работал на кухне. Он хотел окрестить меня, как только храм

будет построен, но когда узнал, что я обрезанный, засомневался.

- Обрезанный? - переспросил Будылин. - Интересно. А как, по-твоему,

Иисус все-таки лицо реальное или вымышленное?

- Не мне судить о таких вещах, я почти не читал книжек и мало знаю.

Вот у нас в детдоме был один мальчик, который все время убегал, потому что

хотел жить не так как надо, а так как хотелось. Нам тоже хотелось повидать

белый свет, поесть чего-нибудь вкусного, посмотреть кино, но мы понимали,

что нам некуда деться, и куда бы мы ни удрали, все равно рано или поздно

вернемся в свой детдом, а он этого не понимал. Первый раз его поймали в

Туле, второй уже в Москве, а после третьего раза его передали в колонию, а

там его, говорят, избили до смерти.

Будылин задумался - в самом деле, может, Иисус пострадал за то, что

хотел жить не как все. Какую такую истину он открыл, что такого

проповедовал, чего не знали тогдашние мудрецы? Если верить евангелистам,

то он учил лишь тому, что записано в Ветхом Завете, за что же его обрекли

на мученическую смерть?

- От таких умных разговоров у меня начинает болеть голова, - нарушил

воцарившееся молчание Турист. - Может, лучше я вам расскажу, как я

впервые увидел верблюда.

- Ты все время хочешь казаться валенком, хотя мне сдается, что ты

вовсе не такой, каким представляешься. Нет, ты не окно, сквозь которое все

видно, а скорее зеркало. Может ты шпион? Говорят, где-то неподалеку

отсюда есть ракетный полигон, я иногда даже думаю, что тогда на дороге ты

не случайно мне попался.

- Но ведь вас никто не заставлял останавливаться, вы даже не видели,

кого сбили, думали - собаку.

- И в этом я тоже не уверен.

- Тогда зачем вы меня разыскали?

- Мне и самому это пока неясно, впрочем, наверно потому, что мне, как

профессионалу, интересно делать какие-то необычные вещи. И потом, я

собираю людей похожих на кого-то из знаменитостей.

- Ну, тогда давайте фотографироваться. У меня за всю жизнь было

только три фотокарточки. На одной я с нашей поварихой - это, когда она

сыну подарила аппарат, он всех на кухне щелкал, на другой - мы c Витькой

за шахматами. У него были настоящие шахматы, ему их вручили за победу

на каком-то турнире. Он очень хотел стать настоящим гроссмейстером, как

Карпов, но ему не с кем было играть. Он ко всем приставал, чтобы с ним

сыграли, но кому охота проигрывать. Более или менее прилично играл

только учитель истории, но он, пару раз проиграв Витьке, не захотел больше

с ним играть, потому что какой он выходит педагог, если какой-то

мальчишка может обставить его в шахматы. Вот Витьке и приходилось

играть с Карповым, то есть не с самим, конечно, а с портретом, причем

Витька всегда проигрывал, что и понятно, потому что Карпов все-таки

гроссмейстер.

Однажды старшие ребята украли у него шахматы, чтобы купить себе

вина. Витька нарисовал клетки на картонке и вылепил фигурки из хлеба, но

крысы съели фигурки. Тогда я вырезал ему фигуры из дерева, и он из