Коллекционер

прочитать наизусть "Отце наш", и знала, что такое семь смертных грехов.

Когда батюшка впервые завалил ее на кушетку, она пыталась одернуть

задранную юбку и все повторяла:

- Не надо, грех ведь это, грех номер три...

На, что батюшка отвечал:

- Что ни делается, на все воля Господня.

Когда Светлана объявила ему, что беременна, он плакал, рвал на себе

волосы и говорил, что это бес попутал, но аборт делать запретил. К Успению

на свет появился ребенок - румяная полная девочка, которую назвали

Феклой.

Деда чуть кондрашка не хватила, когда Света принесла ему внучку. Он

давно уже был как не живой, не знал ничего кроме политической ситуации в

стране и в мире, и знать не хотел, только сидел у телевизора и переключал

каналы, все искал подтверждения своей теории всемирного заговора против

России под руководством американцев, и радовался только тогда, когда

находил. Рождение внучки, да еще от неведомого отца, на некоторое время

выбило его из привычной колеи, но он быстро успокоился, подыскав этому

явлению идеологическое обоснование - проклятые американцы и тут успели

напакостить - подорвали устои нравственности своими фильмами,

развратили молодежь. После чего он вернулся к своему телевизору и забыл

обо всем на свете кроме политики.

Рождение второй внучки - Малании, прошло для него почти незаметно.

Зато отец девочки рвал на себе волосы пуще прежнего, и клял на чем свет

стоит беса, который все время норовит его попутать. А Света его

успокаивала, по-матерински поглаживая по костлявой спине: "Не

расстраивайся, милый, ты здесь не при чем - это все гады американцы. Их

идеология через фильмы, через музыку отравила наш разум, и мы сами не

знаем, что делаем". Батюшка в принципе согласился.

Третьего ребенка батюшка признавать не хотел. Он обвинил Свету в

распутстве, и прекратил с ней всякие отношения. Она не возмутилась и даже

не удивилась - что взять с бедного священника, когда вокруг происходит

такое безобразие. Девочку, по своему выбору, Света назвала Кларой. Когда

младшая дочь начала ходить и проситься на горшок, Светлана написала

гуашью транспарант "Янки, убирайтесь вон со святой русской земли!" и

присоединилась к инициативной группе, которая пикетировала кафе в саду

"Эрмитаж", где по слухам американцы травили русский народ гамбургерами

и фантой.

Здесь она впервые в жизни увидела американца, не киношного, а

живого, по фамилии Биленко, и он ей понравился.

Про таких в поселке говорили "мужчина", выделяя из толпы прочих

особей мужского пола. Он был чисто выбрит и благоухал хорошим

одеколоном, а еще у него были брюки со стрелкой и туфли из мягкой замши.

Среди посетителей кафе он смотрелся аристократом, может, поэтому Света и

обрушила на него древко транспаранта.

Ущерб был невелик - ссадина на лбу, но милиция сочла это

достаточным для того, чтобы посадить Светлану в "обезьянник" и посулить

ей год тюрьмы за хулиганство. До этого, может быть, и не дошло бы, но все

равно ситуация оказалась не из приятных.

Но тут вмешался пострадавший, он написал заявление, что не имеет

претензий к задержанной, и Светлану отпустили. Она часто вспоминала

этого человека, и всякий раз испытывала чувство стыда за свой дурацкий

поступок, а один раз она даже упомянула его в своей молитве. Она не знала

его имени, поэтому называла его "тот мужчина", но надеялась, что Бог ее

поймет.

Он понял, и вот Павел, как он потом представился, постучал в ее дверь.

Она стояла на пороге и не могла сообразить, что ей делать: удивляться,

радоваться, или изображать равнодушие. Здравый смысл, казалось, покинул

эту здоровую и цветущую женщину, впрочем, это случалось с ней не редко,

взять хоть тот случай в саду "Эрмитаж", который их свел.

Так они и стояли, он и она, не произнося ни слова, она, потому что не

знала что сказать, а он, потому что не знал, как сказать, вместо приличных

"добрый день" или "здравствуйте" у него на языке почему-то вертелось

небрежное "hello", которое он с трудом сдерживал.

Так они и молчали, может быть минуту, а может и две, пока из дома не

высыпались дети, все трое - Фекла, Малания и Клара, причем в том самом

порядке, в каком они покидали материнское лоно. Они взяли его за руки и

ввели в дом. Потом была игра в прятки, и Пол доставал вывалянных в пыли

девчонок из-под кроватей. А еще они играли в "Здравствуйте, я ваша тетя!",

это, когда девочки по очереди напяливали на себя материны тряпки, залезали

на стул, и с уморительными ужимками говорили: "Здравствуйте, я ваша

тетя!". Маленькая Клара еще плохо говорила, и у нее получилось просто

"тяп-тяп", зато она была самая смелая, и то и дело хватала Пола за руку,

чтобы показать сестрам, что не боится его. Старшая оказалась на редкость

любопытной, она все время осыпала гостя вопросами "А у тебя есть кошка?",

"А что хищнее волк или лиса?", "Каким шампунем нужно мыть руки, чтобы

пальчики быстрей росли?". Она хотела быть пианисткой "как тетя по

телевизору", но Пол подумал, что из нее наверно выйдет неплохой

маркетолог. Средняя - была немного занудой, она сразу же достала с полки

книги, и заставила Пола читать вслух душераздирающее стихотворение про