Коллекционер

эту женщину, но сразу припомнить где он не смог.

- Ну, здравствуй, Николай, как живешь-можешь, не надоело тебе еще

прожигать жизнь?

- Вы кто? - опешил Колян от такого начала.

- Я Родина-Мать, ты разве не узнал меня? Конечно, вам сейчас не до

меня, вам бы половчее устроиться, чтоб, значит, и квартира, и машина, и

тряпки - и все сразу.

Теперь Колян узнал ее: в школьном учебнике истории, в разделе,

посвященном войне, он видел плакат "Родина-Мать зовет!", и еще, кажется,

"Что ты сделал для фронта?"

- Проходите в комнату, - засуетился Колян, - садитесь за стол, я

поставлю чайник...

- Некогда мне тут чаи гонять, Николай, я пришла призвать тебя

выполнить свой сыновний долг.

- Я, конечно... А что делать надо?

- Как что делать? - удивилась женщина. - Идти на войну.

- Да сейчас вроде и войны-то нет, - робко возразил Колян.

- Нет, так будет, где-то надо выполнять сыновний долг.

- Ладно, - вздохнул Колян, - я готов, но почему именно я? Вот,

например, Димон с третьего этажа...

- Да у него отец миллионер, как же он может нормально выполнять

долг. Батяня отстегнет пять кусков зеленых и отмажет сынка, купит ему

диплом и теплое место в министерстве, и будет он кутить с девками по

ресторанам. Нешто это боец...

- А Лева из двенадцатой квартиры?

- Да он же еврей. Это не сын, а пасынок. Как он будет долг выполнять,

если он одной ногой здесь, а другой в Израиле. У него все мысли о том, как

сделать карьеру. На завод-то, небось, не пошел, а поступил в финансовую

академию. Получит высшее образование, станет бизнесменом, а чуть

прижмут - смоется за границу. Нет, какой он боец...

- Ну, а Валерка из соседнего подъезда?

- Несчастный парень, жалко мне его, совсем спился. Как увижу его, так

плакать хочется. Не работает, не учится. Все, что было в доме, спустил,

теперь вот хочет продать квартиру. А все водка проклятая. Ох, скольких

моих сынов она сгубила... Не место ему в армии, Николай. Что с него,

болезного, взять...

- Ладно, а Генка из дома напротив?

- Знаешь, как говориться, в семье не без урода. Он ведь вор, только и

думает о том, как что-нибудь прибрать к рукам. Раз сойдет, второй, а там

попадется, и пойдет по тюрьмам. Отрезанный он ломоть, - сказала Родина-

Мать и смахнула рукой слезу. - Так что, сам понимаешь, некому кроме тебя

выполнить сыновний долг. Ты парень скромный, честный, русский насквозь,

родители у тебя бедные, имеешь первый разряд по стрельбе из винтовки по

движущимся мишеням. Так что кому как не тебе...

- Ну, что ж, - вздохнул Колян, достал рюкзак, и стал укладывать в него

вещи, - видно моя судьба такая.

Пошел он в армию, а тут вскоре и война подвернулась, чукотский

десант высадился в Якутии. Ну, как можно равнодушно на это взирать?..

В первом же бою Коляна ранило в ногу. В госпиталь попал только на

третий день, потому что не было вертолета, всю технику перебросили на

перевозку депутатской комиссии из Москвы.

Выжить Колян выжил, но охромел. Вернулся домой, лежит на койке, и

думает горькую думу - как жить теперь ему, инвалиду. Никому он не нужен,

всеми покинут и ни одна живая душа к нему не наведается, чтобы спросить:

"Ну, как ты тут?"

Но вот однажды в его дверь кто-то позвонил. Звонок был знакомый

такой, хозяйский. Колян поковылял в прихожую, открыл, а там Родина-Мать

все в том же платке и с тем же суровым лицом. В руке у нее авоська, а там

буханка черного хлеба, бутылка водки и большой конверт.

- Спасибо, - говорит с порога. - Ты, Николай, выполнил свой сыновний

долг.

- Да вы проходите, мама, в комнату, - отвечает Колян, а сам на

бутылку поглядывает.

- Некогда мне рассиживаться, сынок. Надо еще к Валерию зайти. Вот

несу ему опохмелиться. Как подумаю о нем, так сердце и захолонет, уже до

чертиков допился, ума не приложу, что с ним делать? А потом в тюрьму к

Геннадию, вот пайку черного надо передать. Правду люди говорят, сколько

веревочке ни виться, а конец все равно придет: ограбил сберкассу - дали пять

лет. Теперь вся надежда на амнистию. Так я пошла. Да, совсем забыла, это

тебе, - она протянула Коляну конверт и ушла.

Конверт был пухлый, и Колян подумал, что можно будет справить

теплую куртку и еще на сапоги останется. Он сел за стол, и не спеша, вскрыл

конверт. В нем была одна, сложенная вдвое официальная бумага и еще

короткая записка. Бумага оказалась почетной грамотой за заслуги перед

Родиной-Матерью. А в записке говорилось, чтобы Колян не спешил вешать

грамоту на стену, пока политики не выяснят окончательно справедливой или

несправедливой была война.

Родина-Мать к нему больше не являлась, зато как-то зашел товарищ по

стрелковой секции Талалай, покрутил носом, поморщился.

- Гниешь?

- А тебе-то что?

- Хочу предложить работу.

- Я инвалид, практически без ног.

- В курьерах у нас надобности нет, а вот хорошие стрелки нам нужны.

Весь облик Талалая не оставлял сомнений в том, что он служил в

охране какого-нибудь босса, возможно даже криминального авторитета:

короткая стрижка, черное кашемировое пальто до пят, белая рубашка с

галстуком...

- Киллеров вербуешь?

- Ой, не люблю я этих иностранных слов, скажи лучше "санитаров

общества". Разве тебе никогда не хотелось отомстить за себя. Разве тебе не