Из заявления следовало, что претендентка в совершенстве владеет
машинописью, знает несколько языков и компьютерных программ,
коммуникабельна и исполнительна. В личной беседе она намекнула и на
другие свои качества, которые при желании хозяина могли бы стать и его
достоянием.
Будылин хотел, было, написать "зачислить в штат, но тут взгляд его
остановился на заявлении другой претендентки: "Прошу пренять меня...".
Вот чучело, ухитряется делать грамматические ошибки даже в заявлении о
приеме на работу, а туда же. И ни слова о владении языками и
компьютерными программами. И фамилия дурацкая - Шурупова.
В памяти с трудом всплыла пигалица в нелепой кофте с рынка и
обтрепанных джинсах. От кого? Да кажется по объявлению в газете.
Интересно на что она надеется?
На мониторе компьютера замигал значок с изображением конверта.
Сообщение пришло от жены. Ирина писала: "Все традиционные способы
астральной проекции сопряжены с упорной и продолжительной тренировкой,
это мне при моем физическом состоянии совершенно не подходит. Я решила
окончательно остановится на медитации, так как этот метод не требует
дополнительных усилий.
Я удобно расположилась кресле, закрыла глаза, расслабилась и уже
начала ощущать вибрации, за которыми должны были последовать видения
форм и очертаний, которые предшествуют выходу в астрал, но тут твой
гадкий Кирпич прыгнул мне на колени и все испортил. Если так пойдет и
дальше, то тебе придется выбирать, либо я либо он".
Это могло показаться бредом сумасшедшей, но Будылина письмо
развеселило. В отсутствии мужа болеть было бессмысленно и скучно, и
Ирина увлеклась эзотерикой. Она выписала газету "Оракул", обзавелась
соответствующей литературой и стала готовиться к выходу в астрал.
Будылин считал ее увлечение невинной дурью, и делал вид, что
воспринимает его всерьез. В конце концов, чем бы дитя ни тешилась...
Оставив послание на мониторе, Будылин вернулся к бумагам.
Следующим на очереди было творение Куренной - сценарный план
корпоративного праздника железнодорожников "Колеса счастья". В основу
сценария она положила поэму Данте. В качестве чистилища предлагалось
использовать зал ожидания Казанского вокзала, а под раем подразумевалась
станция Кратово в окрестностях которой, у живописного озера, предлагалось
повести костюмированную корпоративную пьянку. В этом случае обратная
дорога вполне могла стать адом.
"О, нет, с меня довольно", - решил Будылин, и брезгливо отодвинув от
себя стопку бумаг, достал из бара початую бутылку виски, плеснул в стакан
золотистую влагу. Часы на стене показывали четверть одиннадцатого, но
город за окном шумел по дневному бодро. К привычному гулу автомобилей
прибавились громкие голоса подгулявших граждан, раскаты смеха, обрывки
музыкальных фраз.
Умом Будылин понимал, что ему сейчас надо быть на даче с семьей -
жена больна, дочь дурит, кто знает, что у нее на уме. Уверенности в том, что
он сможет все уладить, конечно, не было, скорей всего даже, что ничего ему
уладить не удастся, потому что муж и отец из него никакой. Но само его
присутствие там могло что-то прояснить.
И в то же время какая-то сила удерживала его в городе, в этом
кабинете, в поздний час. Бизнес? Да когда он его принимал всерьез... Работа
в рекламном бизнесе была для него всего лишь профессиональной игрой:
иногда увлекательной, иногда скучной, но всегда игрой. Будылин, считал,
что, если относиться к рекламе как к ремеслу, то ничего хорошего не
получится, ведь креативщик должен выдавать не продукт, а флюиды или
миазмы, в зависимости от, того, что нужно заказчику. Это забава больших
детей, к каковым он себя не без гордости причислял, полет свободных людей
в свободном пространстве, приносящий помимо удовольствия еще и
неплохие деньги. Взять хотя бы этот американский проект...
Глоток спиртного царапнул горло и растаял, оставив после себя
приятное тепло. Мысль об американском проекте заставила его взять со
стола конверт с фотопробами Туриста. И вовсе он не похож на обрез,
запечатленный на картинах и иконах - просто парень, каких вокруг тысячи,
лохматый, плохо выбритый, может быть даже неряшливый. Кстати, нужно
будет сохранить это в гриме. В общем, ничего особенного, и все-таки что-то
в нем есть такое, отчего хочется, чтобы он был, не рядом, нет, а просто,
чтобы был. А, кто собственно, видел того с полотен Тициана и досок Андрея
Рублева?
Будылин кинул фотографии на стопку бумаг, сделал еще глоток и
подошел к окну. Город тонул в сиропе из запахов бензина и липового цвета,
из проезжающей поливальной машины неслось на всю улицу "черный бумер,
черный бумер, стопсигнальные огни...", где-то за рекой, может в парке
Горького, пускали фейерверки.
Будылин вернулся к столу, нужно было все-таки подписать отчет.
Отчета нигде не было, зато под фотографиями нашлась записка, написанная
рукой Доктора Чехова.
"Товарищ Будылин! Я конченый человек, лишенный стыда и совести.
Во имя прежней дружбы с вашим отцом, святым человеком, и всего того, что
вы сделали для меня в трудную минуту моей жизни, хочу признаться в
грязном поступке, который не поддается никакому прощению. Путем