Коллекционер дождя

– Buona giornea! – прозвучал молодой и яркий голос снизу, из домофона. Это была медсестра, которая приходила к нему из муниципальной клиники. Досадуя, что проспал, он быстро накинул халат, пригладил короткие седые волосы и открыл дверь. Медсестра поднялась наверх, по старой деревянной лестнице, легкими и неслышными шагами. Казалось, сама свежесть утра входила вместе с ней в эту маленькую комнату с балконом, откуда было видно море. Ее красота, ее легкий оливковый загар, темные, чуть вьющиеся волосы с пробором посредине, ее неброские изысканные украшения и стройная фигура настоящей итальянки – все нравилось старику, и он улыбнулся ей в ответ: «Buona giornea, signora!»

– How are you sleeping, mr Andre? – спросила она.

Английский язык в ее итальянском произношении звучал мягко, певуче, и слово Andre она произносила почти по-русски: «Андрей». Не дождавшись ответа, она сказала уже чуть более сухо: «Let me see your Holter, please». Аккуратным движением она вынула флэш-карту из датчика Холтера, который был прикреплен на крепкой груди старика, среди зарослей седых волос, и вставила ее в свой маленький ноутбук. Потом она долго просматривала ЭКГ и, нахмурившись, спросила:

– You were flying this night again, yes?

– Yes, I was, – сказал старик.

Да какой он был к черту старик, ему было всего 64 года, это много разве что по русским меркам, и совсем пустяк по итальянским. Еще совсем недавно, с месяц тому назад, перед тем как он слег после второго инфаркта, он любил прогуливаться по этому маленькому городку туристов и рыбаков, любил выходить на пляж, где вдоль берега, словно верстовые столбы, стояли, торгуя бижутерией, шляпками, майками, часами и другой мелочевкой, высокие лиловые негры. И где неспешно шагали вдоль влажной кромки прибоя, бережно поддерживая друг друга, пожилые пары, многим из которых было лет за восемьдесят. Ему нравились итальянские старики, нравилась Адриатика, море было серое и невзрачное в спокойную погоду, или бурное в шторм, бросавшее огромные волны вместе с зелеными водорослями на чистенький песок пляжа. Но к вечеру волны обычно стихали и рано утром приезжали маленькие оранжевые муниципальные машины-уборщики, они чистили пляж от водорослей, и к девяти, к приходу туристов, пляж был снова как новенький.

Он жил в арендованном маленьком домике, что был сразу за рядом разноцветных отелей в два этажа, аренда обходилась ему не так дорого даже в этом провинциальном нешумном городке туристов и рыбаков. Аренда была его единственная, в сущности, серьезная статья расходов, больше ему некуда было тратить свои деньги. Здесь все было недорого и недалеко, его узнавали, когда он приходил в местный магазинчик за сыром, оливковым маслом, красными перцами, зеленью и вином. Вино было в больших плетеных бутылях, и он брал обычно secco, белое или красное, но еще чаще prosecco, которое можно было покупать в винной лавочке, в небольшом переулке невдалеке от его дома. Там prosecco было всегда свежим и прохладным, шипело легкими пузырьками, и два молодых курчавых парня, которые разливали вино, улыбались ему, потому что знали, что он из Russia.

«Buona giornea!» – слышал он привычное и ему просто показывали табло, на котором высвечивалась стоимость всего им накупленного в гастрономе. Это было недорого, даже по его меркам, десять или пятнадцать евро за полную корзинку всякого добра. Иногда он заходил еще куда-нибудь, в местную пиццерию, например, где пекли настоящую пиццу в печи, и где по вечерам сидели за бокалом prosecco или чашечкой кофе и совсем молодые пары, и красивые седые старики, которым даже он годился в сыновья. «Наверное, они воевали вместе с Муссолини. Или против Муссолини, – думал он иногда. Как их теперь различишь?»

Вечером, когда он приходил домой, он готовил себе салат из помидоров и больших красных перцев, и это было самое легкое и простое, что можно было придумать после дневной жары. Он выпивал холодного вина, совсем немного, пока ел, потом устраивался на балконе с большим бокалом вина и какой-нибудь книгой. Книгу он выбирал подолгу, обходя полки, и, понимая, что многое из того, что написано, он уже никогда не успеет прочитать; поэтому выбирал он обычно что-нибудь давно читаное и хорошо ему известное. Там, на книжных полках, были разные книги, в красивых обложках, и в совсем простеньких обложках, изданные в разных странах и на разных языках. Он иногда смотрел на них, но никогда не брал с собой на балкон.