Коллекционеры и меценаты в России

Однако в дом на Садовую буквально вломились не любители изящного и не потенциальные биографы хозяина, а люди, для которых Савва Иванович был лишь подследственным, а все предметы — только «имуществом», которое надо было описать и оценить. Вообще судебно-полицейские чины проделали большую работу, и их усилия достойны известного сочувствия, так как им приходилось выступать «экспертами» в неведомой для них области. Каков же был итог? Самой высокой оценки удостоились картины В. М. Васнецова «Ковер-самолет», «Витязь на распутье», скульптура М. М. Антокольского «Христос перед Пилатом» — по 10 тыс. руб. В то же время стоимость картины К. А. Коровина «Испанки» была определена в 25 руб., а «Корабли» — 50; портреты итальянских певцов Мазини и Таманьо работы B. А. Серова — соответственно 300 и 200; один, как сказано в описании, «этюд Врубеля (без рамы) — 25; картина В. Г. Перова «Мальчик» — 25 руб.» и т. д.^{481}

Определялась и стоимость вещей, которые никакой художественной ценности не имели. Скажем, в Малом кабинете над столом хозяина висела фотография C. Ю. Витте «в дубовой раме», цена которой составила один рубль, столько же, сколько и «чучело морского попугая» в столовой. Однако, несмотря на приблизительность, а часто и просто смехотворно низкий уровень оценок произведений искусства, в доме было так много различного «движимого имущества», что общая его стоимость составила внушительную цифру — 107 359 руб. (без учета ценных бумаг)^{482}.

Дом на Садовой со всеми книгами, картинами, скульптурами, мебелью и другим имуществом простоял опечатанным более двух с половиной лет. Всю «мерзость запустения» описал В. А. Гиляровский в заметке под характерным названием «Помпея в Москве», которому удалось проникнуть в дом в начале 1901 г. «Ледяным погребом веет от входящего в просторный вестибюль злополучного здания, — писал известный журналист, — гулко раздаются шаги под заиндевевшими сводами… Орнаменты на резной итальянской мебели обвалились, дэку рояля, испещренную художественной инкрустацией, повело, как сырую тесину, и на всем, как кровяные пятна, краснеют сургучные печати судебного пристава» и даже в спальне хозяина «на столе лежат четыре костяные запонки и стальное пенсне, снабженные печатями — это тоже движимость… Тяжелое, похожее на кошмар чувство возбуждает в свежем человеке посещение этой новейшей Помпеи. Не хочется верить в существование сознательного вандализма в просвещенном XX веке»^{483}.

Весной 1902 г. началась распродажа. Первый аукцион состоялся во второй половине марта и вызвал ажиотаж среди коллекционеров, но платить большие деньги никто не спешил. Очевидец события писал: «К продаже картин прибыл Совет Третьяковской галереи, в лице гг. Цветкова, Остроузова и Серова, представитель Музея императора Александра III граф Толстой и несколько московских коллекционеров — г.г. Гиршман, Морозов и еще несколько малоизвестных. Начали торги прямо с крупных картин Васнецова — «Битва русских со скифами», «Ковер-самолет» и «Витязь на распутье», оцененных каждая в 10 тыс. р. На первые две охотников совсем не нашлось. На «Витязя» торговались и Третьяковская галерея и Музей императора Александра III; купил последний за 11 050 руб. Не нашлось покупателя и на «Христа» Антокольского, оцененного тоже в 10 тыс. руб. Остальные картины шли лишь с незначительной надбавкой. Так, превосходные портреты Таманьо и Мазини кисти Серова пошли по 400 руб., картина Вл. Маковского — за 25 руб., «Барышня» Ярошенко — за 180 руб» «Испанская танцовщица» Коровина — за 80 руб. Большая часть картин осталась за аукционом, а между тем тут были вещи Борисова, Неврева, Левицкого, Поленова, Репина и несколько известных иностранных художников…»^{484} Все принадлежавшие С. И. Мамонтову художественные произведения в конечном итоге разошлись по музеям, собраниям коллекционеров, а некоторые вещи вообще достались случайным людям.

Особый интерес судебные чиновники с самого начала следствия проявили к деловым документам и переписке Саввы Ивановича. За несколько визитов в дом на Садовую все бумаги были изъяты и скрупулезно изучены следователем, искавшим в них документальных подтверждений «махинаций». Но никаких убедительных данных об этом не было. Удалось обнаружить несколько писем В. В. Максимова, в одном из которых он выражал благодарность за присланную семгу. Эта «рыба» стала темой особого разбирательства. Очевидно, не лишены основания утверждения о том, что главу юридического ведомства Н. В. Муравьева действительно интересовали в первую очередь сведения, которые можно было бы использовать против министра финансов.