– Нет, – взволнованно прошептал в ответ Липоксай Ягы, с нежностью во взоре оглядывая отроковицу, все еще примеряющую на свои три сжатых пальчика перстень вещуна. – Не испугается… У нее будет перстень, он ее отвлечет. Спать не допустимо, тогда нарушится связь с людьми, а она не должна разрываться… Чадо даруется только имя и титул, все остальное должно быть сохранено. Все должны знать и видеть, что обряд проводится над божеством! И будет о том толковать Радей Видящий, – голос старшего жреца самую малость сотрясся. – Я и так волнуюсь за чадо, – а посем обращаясь уже к присутствующим, при том слегка разворачивая голову и обозревая их, дополнил более гулко, – начнем!
И тотчас грохотанием отозвались словам вещуна небеса и широкая серебристая полоса, чем-то напоминающая молнию, впрочем, не имеющая изгиба в центре, а вспять искривленная там более округло, пронзив почти безоблачную лазурь свода вдарилась в высокую макушку дальней горной гряды. А миг погодя загудела земля под ногами и прерывчато сотряслась, так мощно, что испуганно заржали кони в зыбуше, и громкое карканье устрашенной стаи ворон наполнило оставшийся внизу хвойный реликтовый лес. Не только чародеи окружавшие пятачок пред Святилищем, но и пришедшие по дороге вслед за зыбушей ученики со своими наставниками, остановившиеся на ней, немедля пригнули головы.
Липоксай Ягы пересадил девочку к себе на левую руку, и, вздев правую вверх, устремив расставленные пальцы в небеса, зычно молвил:
– Хвалим, хвалим Бога Небо – Отца Божия! Ибо Роду Божескому он начальник! Воспеваем славу Родителю создателю всего бесконечного в безбрежных далях Млечного Пути! Превозносим имена Бога Дивного, Бога Воителя, Бога Словуты! Величаем Бога Седми и Бога Огня, источников жизни! Восславляем Бога Асила даровавшего нам насущные знания! Песни поем Отцу нашему Дажбе, оный породил нас дарицев чрез Матерь Зекрую и подарил Матерь Землю!
Старший жрец неспешно ступил к люльке и посадил в нее божество, ласково и обнадеживающе ей улыбнувшись. И незамедлительно каменная платформа пришла в движение, ибо Блюд Дядин, и сие он делал впервые, оно как дотоль осуществлял только руководство обрядом, надавил руками на костяную ручку, принявшись толкать ее в направлении люльки, тем самым загоняя в углубление. Девочка какой-то миг удивленно смотрела на вещуна, протягивая ему руку с надетым на три пальчика перстнем. Липоксай Ягы сжал руки в кулак, и, притулив их грудь, склонил на бок голову. И Ладу немедля широко улыбнувшись, также прижав ладошки к груди, прилегла в люльку, подумав, что вещун, как он последнее время делал, играет с ней. А люлька тем временем медленно достигла углубления и вошла в скалу, тотчас Волег и Гостенег сняли с пламенников стеклянные колпаки и на возгоревшейся от доступа воздуха макушке заплясали лепестки пламени. Помощники вещуна ступили впритык к скальной стене, и, сунули в нижнее отверстие навершия пламенников, тем самым поджигая сухостой трав и единожды хворост. Еще, кажется, доли секунд и разгоревшийся сушняк, выкинул вверх густой дым, пахнущий сладковатым духом разнотравья. Часть чада выплеснулась наружу из отверстия, однако какая-то порция направилась сквозь для того приспособленные отверстия во второе, верхнее отделение Святилища, окутывая дымкой сидящего в люльке. Лагода прилегшая на одеяльце, меж тем сызнова принялась разглядывать перстень, теперь стараясь засунуть в оставшийся промежуток кольца и четвертый палец. В этот раз вход в отверстие не смыкался, понеже божество не отделяли от людей, не рассекали движением той позолоченной круглой крышки, вставляемой в ребристые пазы, вырубленные в стенах углубления. Посему только огонь ядренистей обхватил хворост, и он слышимо затрещал, Липоксай Ягы шагнувший как можно ближе к углублению так, чтобы чадо его все время видела, и малость наклонившийся, торопко кивнул. И тотчас Блюд Дядин потянул ручку, укрепленную одним своим краем крестообразно с более тонким, несущим роль древка, на себя. Принявшись медлительно выдвигать люльку из углубления и одновременно как бы плавно опуская ее вниз… совсем на немного. Вмале бесшумно выехавшая люлька достигла испрямившегося и чуть-чуть отступившего назад Липоксай Ягы и замерла, легкая дымчатость окурившая девочку приятными ароматами степенно осела вниз. И тогда же дотоль притулившаяся к вогнутой поверхности люльки Лагода, поднялась с нее и несмело встала на ножки, с нежностью воззрившись в лицо вещуна. Старший жрец низко преклонил голову пред чадом и торжественно молвил:
– Приветствую вас, ваша ясность, божественное чадо Есислава, что означает истинно славная!
Липоксай Ягы протянул к божеству теперь нареченному как Есислава руки и обхватил ее маленькой тельце подмышками.
– Сотли, Ксай! – все еще сжимая в правой ладошке перстень, а левым пальчиком указывая в небеса, отозвалась девочка. – Боги! Дайба!