Беседа неумолимо сползала в конфликт. Наташа могла остановить его одним замечанием. И уже даже открыла рот, но вдруг подумалось: «А может, ну его к черту? Пускай мои тетки его искусают. Пускай даже загрызут. На них-то не пожалуешься, правда, Егор Петрович?»
Наташа взглянула на Выходцева, на которого наседали уже хором, и поразилась: тот прямо-таки помолодел. Щечки порозовели, как спелые яблочки, глаза заблестели, словно Егор Петрович успел незаметно хряпнуть коньяку. Пока Наташа обдумывала, стоит ли вмешиваться, спор каким-то образом перешел в обсуждение внешнего вида.
– Следить, следить надо за собой! – назидательно вещал Выходцев. – Наши женщины имеют такую плохую черту: запускают себя.
– А мужчины-то у нас, конечно, сплошь орлы, – саркастически заметила Лидия Васильевна.
– Я про вас, Лидия Васильевна, между прочим, ничего не говорю! Для своего возраста вы прекрасно выглядите.
«Ах ты гнида», – подумала Наташа.
– А вы для мужчины отлично воспитаны, – парировала Лидия Васильевна.
Да ведь он упивается склокой, запоздало поняла Наташа. Разрумянился весь, раздулся, как напившийся клещ. Чем яростнее они наседают, тем ярче он сияет. Тянет, тянет из них внимание, возмущение, гнев… А я-то еще хотела отдать его на растерзание. Он только этого и ждет.
– Друзья мои, вернемся к заданию, – твердо сказала она.
– Распустили вы, Наталья Леонидовна, женскую часть нашего коллектива, – посетовал Выходцев.
Лидия Васильевна, вспыхнув, уже обернулась к нему, собираясь пригвоздить острым словцом, но поймала Наташин взгляд – и промолчала. Сообразительная она тетка, с теплотой подумала Наташа.
– Я бы все-таки советовал вам принять меры, – пробормотал Выходцев, но уже без былого запала.
– Итак, определитесь, какое домашнее животное вы берете за основу, – сказала Наташа, холодно улыбнувшись ему одними губами.
Егор Петрович определенно был разочарован. Маленькими своими глазками цвета коньяка, разведенного скисшим кефиром, он обшаривал класс, и Наташа могла бы поклясться, что Выходцев намечает жертву на следующее занятие. Не получилось у него размотать перепалку в густой полноценный скандал. Но ничего, ничего… А потом он будет испуганно трепетать реденькими ресницами: «А что я такого… нет, вы посмотрите, какие женщины нервные! Допускаю, что у них в семье дела обстоят не лучшим образом… Но к чему же выплескивать ярость на постороннего, в сущности, человека? Некрасиво».
Занятие прошло без того энтузиазма, на который рассчитывала Наташа. Испортил все-таки Выходцев настроение всей группе.
Урок закончился. Все разошлись. Только грузная Костецкая медлила возле своего стола.
– Что-то забыли, Ирина Николаевна? – спросила Наташа.
Костецкая была женщина словоохотливая и добродушная. В ее семьдесят у нее был профиль греческой богини – постаревшей и отрастившей под носом великолепные гусарские усы. Наташа иногда представляла, что Ирина Николаевна тайком холит и укладывает их, как Эркюль Пуаро. После занятий ее часто встречал муж, тоже красивый, словоохотливый и добродушный, как ньюфаундленд, и они неторопливо шли под ручку через парк.
– Наталья Леонидовна, я к вам с просьбой… – Костецкая явно чувствовала себя неловко. – Дело в том, что Павлик… Павел Андреевич… он наслушался от меня о наших уроках и тоже хочет заниматься у вас…
Стало ясно, что сейчас Костецкая будет просить Наташу нарушить правила и, невзирая на то, что группа укомплектована, взять ее мужа. «А что, будет второй мужчина для баланса, – задумалась Наташа. – При хорошем раскладе даже нейтрализует Выходцева. Переключит его на себя… Впрочем, нет, Выходцеву требуется женское внимание, не мужское».
– Я вас очень прошу, Наталья Леонидовна, откажите ему, – умоляюще произнесла Костецкая.
Наташа растерялась.
– Отказать? Но я думала…
Она хотела добавить, что они выглядят чудесной парой, практически идеальной. Но вовремя спохватилась, что после такой просьбы это замечание неуместно. Возможно, Павел Андреевич – злобный деспот и зануда.
– Я его очень люблю, – призналась Костецкая, – но вы поймите, Наталья Леонидовна: мы дома с ним, на прогулках с ним, к детям ездим тоже вдвоем, и в гости, и в магазин… Я хочу иметь свое пространство, исключительно свое. Не только в больнице, где мне миому удаляли, извините за подробности, но и в более душевном месте. Очень я люблю нашу группу. Не соглашайтесь на Пашины уговоры, сердечно вас прошу!
Наташа пообещала, что соглашаться не будет.
Костецкая ушла обнадеженная, и вот после нее-то и заявились эти два субъекта с ужасной новостью об Илье.
– Жанна, требуется твой совет, – прямо сказала Наташа.
Гаркалина вопросительно подняла брови и всем лицом дала понять, что слушает.
– В утреннюю группу ходит очень неприятный старикан. Он задирает женщин и вообще портит атмосферу. При этом до откровенного хамства не опускается, то есть выставить его по формальным причинам я не могу.
– А платит вовремя? – тут же спросила Жанна.
Наташа запнулась.
– Понятия не имею… Да там ведь сущие копейки.