– Не имеет значения, – возразила Гаркалина. – Зайди в бухгалтерию, узнай, нет ли у него задержек по оплате. Если есть, пиши жалобу.
– А если он станет платить вовремя?
Гаркалина задумалась.
– Извлеки из него пользу. Раз он выкаблучивается, дай ему понять, что он у тебя в долгу. Пусть отрабатывает, если выгнать не получается.
– Как – отрабатывает? – с веселым изумлением спросила Наташа.
– Это ты сама сообразишь. Я же не знаю, что тебе требуется… Вот у меня есть один, из частников, вроде твоего деятеля: противный, да еще и руки распускает. Каждый раз в коридоре щиплет за задницу. Фамилия причем такая красивая – Борисоглебский… Нет бы Козлодоев или Поганкин. Я ему дала понять, что так с приличной женщиной обращаться нельзя. – Она со спокойным достоинством взглянула на Наташу. – Теперь он после каждого занятия дарит мне какую-нибудь цацку своей покойной жены… В основном барахло, конечно. Но я, знаешь, надежды не теряю. Жду, что подвернется что-нибудь стоящее. В советской ювелирке иногда попадались неплохие вещи…
Наташа озадаченно молчала, переваривая эту историю.
– То есть он тебя по-прежнему лапает? – уточнила она. – Но теперь отдаривается браслетами?
– Не только браслетами – и кольцами, и серёжками, – невозмутимо отозвалась Жанна. – И ему приятно, и мне убытка нет. Мой старикашка даже как-то встряхнулся, знаешь… Упражнения делает под моим чутким руководством и шепчет: «Вы – источник моей второй молодости, Жанночка…»
Она искренне расхохоталась, показав очень ровные белые зубы.
– Чтобы так поступать, надо иметь особый склад характера, – дипломатично сказала Наташа. – У меня так никогда не получится.
– А ты учись, самое время учиться! – с глубокой убежденностью возразила Гаркалина. – Чтобы любой, кто вздумает вонять у тебя под носом, понимал: бесплатного в этом мире ничего не бывает. Ладно, побегу, у меня через пять минут групповое! Целую, держись!
Она звонко чмокнула сначала возле левого уха Наташи, затем возле правого, как будто проверяла, работает ли стереосистема, ободряюще улыбнулась и ушла – безупречная в своем белом костюмчике.
Наташа стала фантазировать, как истребует с Выходцева компенсацию за его скотское поведение. Как это вообще у людей происходит? Как организована эта коммуникация, в ходе которой старый пердун понимает, что щипать за ягодицу молодую женщину ему разрешается, если он найдет чем откупиться? Наташа даже в воображаемой сцене не способна была подобрать нужных слов.
– Получить с Выходцева компенсацию – это богатая идея, – вслух проговорила она.
Ай да Жанна. Ай да глоток позитива.
Что ж, придется справляться с Егором Петровичем своими силами. А «справляться» в ее случае означает – терпеть и подлаживаться. «Нет у вас методов против Кости Сапрыкина».
Мысли Наташи вернулись к Габричевскому. Она медленно обошла вокруг здания, в котором расположился досуговый центр. Один из голубей увязался за ней и некоторое время топал поодаль, как домашний гусь.
– Кыш, – без воодушевления сказала ему Наташа.
Елки, как звонить-то не хочется… Но надо. Иначе не по-человечески получается.
Она со вздохом достала телефон и выбрала номер из списка контактов.
Люба ответила после первого же гудка, словно сидела и ждала звонка от бывшей подруги.
– Господи, Наташа, какой ужас, – быстро проговорила она. – Ты уже знаешь?
– Знаю. Люба, мне очень жаль. Ты… Тебя… Тебя это как-то затронет?
– У нас с Ильей были не те отношения, чтобы меня могли обвинить в его смерти, – с нервным смешком сказала Люба. – Конечно, писал он бездарно… Но это для полиции, слава богу, не является достаточным мотивом. Наташа, я к тебе заеду сегодня? Не могу все это одна переживать…
– Нет, не заедешь. – Наташа даже не стала маскировать свой отказ ссылкой на мифические неотложные дела. – Я тебе действительно сочувствую, Люба. Но на расстоянии.
– Я понимаю, я виновата, но все это навалилось, еще Юра болеет, ничего не успеваю… – Люба забормотала, как в бреду. – Наташа, мне нужно с тобой увидеться. Ты мне не откажешь в такой малости.
– Извини, откажу. – Наташа нажала отбой.
Замечательно, просто замечательно. Выразила, называется, соболезнования.
Голубю надоело ходить за ней по пятам. Он взлетел на ограду и презрительно облегчился.
– Сволочь ты, – в сердцах сказала Наташа, адресуясь то ли к себе, то ли к голубю, то ли к Любе.
Но невозможно, невозможно было избавиться от воспоминаний о том раннем майском вечере, когда они отправились прогуляться, и Наташа все примерялась, как бы половчее подступиться к болезненной теме, пока, плюнув на все, не бухнула: «Люба, дай мне, пожалуйста, взаймы».
Никогда ни у кого не занимала. Параноидально боялась долгов. Но вдруг нарисовалась возможность летнего лагеря для Матвея и Насти: Подмосковье, навещать можно хоть каждую неделю, и Наташа знала руководителей… Сосновый бор на берегу озера, веселые вожатые, комнаты на четверых… Эх, да что говорить! Путевки разбирали еще в сентябре, но каким-то чудом возникли два свободных места… Да, чудо, натуральное чудо висело на ветке, точно райское яблоко, – оставалось только подставить ладони.