Наташа ушла торопливо, почти сбежала. Перепугалась, что Стас упадет на колени и начнет целовать ей руки. И дело даже не в том, что из окна их здания прекрасно просматривается парк и Коростылева запросто могла увидеть эту сцену… Бог бы с ней, с Коростылевой. Но сколько раз мечталось о расплате для Стаса, хоть каком-то возмездии. Ведь нельзя же так обойтись с живым человеком, как он обошелся с ней – после того как делили одну постель, любили друг друга, баюкали общих детей, – и жить как ни в чем не бывало, даже лучше прежнего?! Да? Да?
От мыслей о кармическом воздаянии, которыми так любят утешать себя бессильные, Наташа была далека. Не существовало никакой связи между ее мольбами и страшной болезнью, поразившей Стаса. Но себя – себя трехлетней давности вспоминать было стыдно. Та прежняя Наташа Наташе нынешней не то чтобы не нравилась – она вызывала неприязненное удивление. Глупостью своей, бесхитростной наивностью, которой она козыряла как достоинством. Даже свои страдания та дурында считала добродетелью.
Прозрение у Наташи наступило, когда она вдруг осознала, что после очередных бессмысленных взываний к небесам о справедливости чувствует себя раздавленной. Эти мольбы раз за разом отбрасывали ее в тот вечер, когда она держала в руках пачку пельменей, рассматривая капли крови на линолеуме. Ее поразила простая мысль: Стас продолжает отравлять ей жизнь, даже не подозревая об этом. Вернее, не Стас, а она сама, используя образ бывшего мужа, – как если бы его портрет был нарисован на стене, и она каждый вечер старательно разбивала об эту стену свою кудрявую голову.
«Что ж я, дура, делаю, – с некоторой оторопью подумала Наташа. – Что ж я творю?»
Это стало началом выздоровления. «Я вышла замуж по большой любви, но вслепую, – сказала она себе. – А ведь не то что звоночков хватало – набат, можно сказать, надрывался. Я взяла в мужья человека лживого, недоброго и неумного, а главное – слабого. Он же декоративный вид мужчины. И кому я теперь предъявляю счет за свой выбор?»
Наташа поднялась в аудиторию. Побродила между пустых столов. В памяти вставали остро заточенные буквы из справки. Глиобластома – это смертный приговор. Никакого долга перед Стасом у нее не было. Но если всего лишь небольшая сумма отделяет его от возможности участия в экспериментальной программе, о чем тут думать? Рухлядь четырехколесная – против жизни человека. И не чужого, а отца ее детей…
Снова почему-то вспомнился Илья. Как он вдохновенно излагал ей свою историю о работнике аэропорта…
Без всякой связи с убитым Габричевским и в то же время шестым чувством ощущая, что связь все-таки есть, Наташа достала телефон и нашла в контактах номер Солдатенкова.
– Чо те надо, корова? – хмуро осведомился Солдатенков, взяв трубку. Он что-то шумно жевал.
– Здравствуй, Володя, – сказала Наташа, страшно смущаясь, как всегда при разговоре с Солдатенковым. – Ко мне сейчас на работу приходил Стас… Ты знаешь, что у него случилось?
– А чего у него случилось? – Солдатенков хрустнул то ли морковью, то ли капустой. – Носится с фитилем в жопе, трясет бабло со всех кустов.
Метафора с фитилем в свете диагноза, поставленного Стасу, неприятно кольнула Наташу.
– Его можно понять, – сказала она суше, чем собиралась.
– Ну? – удивился Солдатенков. – А тебе этот мамкин бизнесмен про абхазцев всю свою песню спел, до конца? Весь миллион сраных роз?
– Про каких абхазцев? – осторожно спросила Наташа.
Солдатенков небрежно посоветовал кому-то, не прикрывая динамик: «Пошла, курва, пошла прочь!», что могло быть адресовано как кошке, так и любой из его подруг, и снова вернулся к Наташе.
– Станислав Валерьевич, – широким пьяным голосом начал он, – значит, Станислав наш Валерьевич сгонял в Абхазию на заслуженный отдых. И был до кишок поражен местными закупочными ценами на цветы. В муках и криках Станислав Валерьевич родил гениальный бизнес-план. Розы закупаем в Абхазии – продаем в Москве! На разницу в стоимости кутим, свистим, шикуем. Свежо? Свежо! Наш певчий баклан не стал учитывать малозначимые детали вроде логистики, хранения этих цветочных снопов и, например, аренду ребром… рефрен… рефрижераторов.
Победив рефрижераторы, Солдатенков выдохся и некоторое время тяжело дышал.
– А с какого ляда это твоя забота? – спохватился он. – Тоже решила в бизнес удариться? Учти, после всей коммерции у твоего менестреля хватит на «Доширак» и булочку. Или он останется кругом должен. Что более вероятно.
– Стас сообщил, что у него диагностировали онкологическое заболевание и ему срочно нужна операция, – выдавила Наташа. – Предъявил справку. Попросил меня продать машину, деньги отдать ему.
Солдатенков как-то странно хекнул, как будто у него морковь встала поперек горла, и неожиданно разразился хохотом. Наташа слушала эти хриплые рулады в трубке, как музыку. В ней разбухало огромное облегчение вместе с таким же огромным изумлением. Глиобластома, надо же…