Колодец одиночества

Я остановился у своей тети, графини де Мирак; она англичанка, дважды выходила замуж и теперь снова стала вдовой. Со мной она сущий ангел. Я останавливаюсь у нее каждый раз, когда приезжаю в Париж. Что ж, моя дорогая, если ты простила мою ошибку — и пожалуйста, скажи, что простила, мы ведь оба были такие молодые — тогда напиши мне на адрес тети Сары, а если напишешь, не забудь приписать «Пасси». Почта во Франции такая безалаберная, и я даже думать не могу о том, что они потеряют твое письмо. Твой искренний друг, Мартин Холлэм».

Стивен поглядела в окно. Мэри была в саду, она все еще восхищалась своим маленьким храбрым деревцем; минуту или две она еще будет кормить голубей — да, она уже начинает переходить через газон к сараю, где держала корм — но все-таки она придет. Стивен села и стала быстро размышлять.

Мартин Холлэм… ему уже должно быть около тридцати девяти. Он сражался на войне и был тяжело ранен — она думала о нем во время этой ужасной атаки, сраженные деревья напоминали о нем… Он, должно быть, часто бывал совсем рядом с ними; он был сейчас рядом, всего лишь в Пасси, и он хотел видеть ее; он предлагал свою дружбу.

Она закрыла глаза, чтобы лучше вдуматься, но теперь ее ум рисовал перед ней картины. Совсем молодой человек на танцах у Энтримов — такой молодой — с худым лицом, которое загоралось, когда он говорил о красоте деревьев, об их доброте… высокий и нескладный молодой человек, который сутулился при ходьбе, как будто много ездил верхом. Холмы… зимние холмы, красные от вереска … Мартин трогает старый терновник своей доброй рукой. «Посмотри, Стивен — какая смелость у этих стариков!» Как ясно она помнила его слова через все эти годы, и вспоминала свои слова: «Ты единственный настоящий друг, который у меня когда-нибудь был, кроме отца — наша дружба почему-то так чудесна …» И его ответ: «Я знаю, чудесная дружба». Огромное чувство товарищества, покоя — было так хорошо, что он был рядом; ей нравился его тихий заботливый голос и задумчивые голубые глаза, которые двигались довольно медленно. Благодаря ему осуществлялось ее стремление, которое было в ней всегда и еще оставалось, стремление к дружбе мужчин — оно полностью осуществлялось благодаря Мартину, пока… Но она решительно закрыла свой ум, отказываясь представлять последнюю картину. Теперь он знал, что это было ужасной ошибкой — он все понимал, он практически так и сказал. Могут ли они возобновить свою дружбу с того места, где остановились? Если бы только смогли…

Она резко встала и подошла к телефону на столе. Взглянув на его письмо, она набрала номер.

— Алло… да?

Она узнала его голос сразу.

— Это ты, Мартин? Говорит Стивен.

— Стивен… о, я так рад! Но где ты?

— В моем парижском доме, улица Жакоб, 35.

— Но я не понимаю… я думал…

— Да, я знаю, но я живу здесь уже давно — поселилась еще до войны. Я только что получила твое письмо, его переслали из Англии. Смешно, правда? Почему бы тебе не прийти на ужин сегодня вечером, если ты свободен — в восемь часов?

— Надо же! Правда, можно?

— Конечно… поужинай с моей подругой и со мной.

— Какой дом?

— Тридцать пять… улица Жакоб, 35.

— Я буду там, едва пробьет восемь!

— Вот и хорошо. До свидания, Мартин.

— До свидания и спасибо, Стивен.

Она повесила трубку и открыла окно.

Мэри увидела ее и позвала:

— Стивен, пожалуйста, поговори с Дэвидом. Он только что откусил и проглотил крокус! И иди сюда: сциллы уже расцвели, я никогда раньше не видела такой синевы. Наверное, мне надо сходить за своими птичками — здесь, на солнышке у стены, довольно тепло. Дэвид, прекрати; сейчас же сойди с бордюра!

Дэвид вилял голым хвостом, пытаясь подольститься к хозяйке. Потом он высунул нос и принюхался к голубям. Да что же это творится на свете, почему приход весны — это сплошные запахи искушений! И почему спаниель не может заняться хоть чем-нибудь интересным, не нарушая никаких законов?

Со вздохом он поднял янтарные умоляющие глаза сначала на Стивен, потом на свою богиню, Мэри.

Она простила ему крокус и потрепала по голове.

— Милый мой, тебе досталось на обед больше фунта сырого мяса; не надо притворяться. Ведь ты совсем не голоден — это была просто шалость.

Он лаял, отчаянно пытаясь объяснить ей: «Это весна; она у меня в крови, о моя богиня! О, нежная подательница всех благ, позволь мне рыться в земле, пока я не выкопаю каждый из этих проклятых крокусов; всего лишь раз, позволь мне согрешить, ради радости жизни, ради древней, изысканной радости грешить!»

Но Мэри покачала головой.

— Ты должен быть хорошей собакой; а хорошие собаки никогда не обращают внимания на белых голубей с хвостами, как веера, и не ходят по бордюрам, и не жуют цветы — правда, Стивен?

Стивен улыбнулась.

— Боюсь, что правда, Дэвид. — Потом она сказала: — Мэри, послушай… это насчет сегодняшнего вечера. Я только что получила весточку от очень старинного друга, его фамилия Холлэм, я знала его в Англии. Он в Париже; все это так странно. Он написал в Мортон, и его письмо переслала Паддл. Я позвонила ему, и он придет на ужин. Лучше сказать Полине сразу… ты скажешь, милая?