- Как будто перебирают небесные струны и боятся ошибиться, сыграть не ту ноту, - сказала Софи и покраснела, осознав свою неожиданную смелость.
- Джузеппе Антонио Гварнери, - представился мастер и вернул белую розу хозяйке.
- Я знаю, - ответила Софи.
- Откуда? – спросил Гварнери.
- Вас знает вся Кремона, знает и боится.
- Боится? Но почему?
- Ваши скрипки поют голосом дьявола. Так говорят люди, - несмело произнесла девушка.
- Голосом дьявола? – Гварнери громко рассмеялся, а затем спросил: - Вы слышали их?
- Нет, но…
- Люди невежественны. Так зачем вы верите им? – вспылил мастер, и его чистые глаза наполнились гневом.
- Вы… Вы не такой, как все. Вы один. Вы избегаете людей и сутками работаете в мастерской. Вы…
- Сам дьявол? – Гварнери со злостью перебил Софи. – Дьявол по имени дель Джезу?
Мастер скрипок рассмеялся еще громче. Конти показалось, что это само Небо смеется над землей, что это сама Судьба смеется над ее маленькой жизнью.
- Если люди считают тщательный, упорный, титанический труд всей жизни дьявольским, то мне искренне жаль их, - успокоившись, произнес Гварнери и вышел из магазинчика, плотно закрыв за собой дверь.
В Кафедральном соборе заиграл орган, но Софи не слышала его: в ушах звучала мелодия цветов и смех мастера. Конти больше не интересовали ни семейство Риччи, ни Карло Росси, ни Доменико Донати: перед глазами стоял образ Гварнери, его взлохмаченные волосы и чистые, как небо, глаза. Софи посмотрела на цветы – в каждом из них звучала скрипка, скрипка дель Джезу, а струнами была ее душа, душа дочери садовника.
Гварнери в Дуомо не пошел, он повернул на улочку, ведущую к реке. В голове звучала новая скрипка, и мастер пытался запомнить все оттенки ее голоса, прожить этот голос внутри себя. Перед глазами стоял образ очаровательной девушки, и дель Джезу захотелось увидеть ее хотя бы еще раз. Гварнери улыбнулся и взглянул на небо – оно было бездонно-синим и чистым. Солнце лучами согревало город, а мягкое, бархатное тепло окутывало душу блаженством и покоем.
Кремона встретила новый день. Люди приступили к обычным делам. И только два человека выпали из жизни, переступив порог счастья, - великий мастер Гварнери дель Джезу и София Конти, дочь садовника Франческо, хозяйка «Белой розы».
Глава 5
День и ночь смешались между собой в мастерской Гварнери и превратились в один поток живой энергии, состоящий из желания, воли и труда…
В такие моменты своей жизни дель Джезу забывал о себе, о Кремоне, о земле, полностью растворяясь в собственной идее о новой скрипке и желании сделать ее телом, вместилищем, Храмом для Голоса Создателя. В таком состоянии руками мастера управляло сознание, а сознанием – некто иной, кого Гварнери для себя условно называл Христом и кому посвящал все свои музыкальные инструменты, тот, чье имя славили и защищали Рыцари Ордена Храма, тот, кому возносили свои молитвы и для кого трудились бенедиктинцы, стараясь в упорном труде сохранить святость жизни. Гварнери также трудился во имя Христа, но чем больше появлялось инициалов «I.H.S.» на его скрипках, чем больше новых оттенков Голоса слышали его уши, тем меньшим становилось расстояние между мастером и… Да еще это прозвище-клеймо «дель Джезу», данное людьми ему то ли в знак благодарности и уважения, то ли в насмешку над его экспериментами в поисках совершенного инструмента. Хотя Гварнери «клеймо» не беспокоило, он с радостью принял его, еще больше отдавая себя работе.
Этапы создания скрипки помнили все клеточки тела мастера, этапы рождения голоса терпеливо проходила его душа, последовательность механических действий четко воспроизводил его разум.
Вначале было… Слово?
Вначале был образ, эскиз. Его считывал мозг из всеобщей картины мира, его на бумаге изображала рука, чтобы не упустить ни одного изгиба, ни одного завитка, а потом точно скопировать на нижнюю и верхнюю деки.
Создание дек было первым шагом по пути к Храму. Каждая из них уже имела свой голос, Гварнери слышал его пальцами. Нужно было, чтобы эти голоса в дальнейшем звучали в унисон и уступали место настоящему Голосу.
Узкие обечайки извивались волной и повторяли изгибы женского тела, соединяя верхнюю и нижнюю части дек изящной тонкой талией. Изготовление обечаек требовало ловкости и точности: при соприкосновении с горячим железом маленькие пластинки изгибались, а потом застывали в новой форме навсегда, и изменить их уже было невозможно. Но именно от обечаек зависело, как поведут себя «своды» дек, как будет вибрировать входящий в тело скрипки воздух и каким будет звук при выходе в открытое пространство.
На изготовление деревянного тела музыкального инструмента уходили часы и дни, требующие полной отдачи, забвения в мире людей и терпения мастера. Вот только бы не подвел клей: соединил части и детали и не испортил гармонии зарождающейся скрипки.