Он словно делал все время вид перед отцом, что учится через силу! Отца он с тех пор видел всего пару раз, и про учебу тот ничего не спрашивал, но Федор старательно изображал – и перед самим собой, и перед матерью, – что просто «тянет лямку», угождает матери, которая «запихнула» его в такое неподходящее место.
Деньги, которые тогда отец швырнул на стол, предназначались в благодарность директору музея, тот, ясное дело, их не взял, да еще и накричал на мать, чтобы та и думать не смела взятки ему давать! И она, вернувшись домой, снова плакала обильными благодарными слезами и денежки отнесла «на книжку», а там было немало – три тысячи долларов. Мать сказала, что начало положено – теперь они будут копить Федору на машину или на свадьбу. А Федор совершенно точно знал, что на машину они не накопят никогда, а свадьба дело в принципе очень неопределенное!
За пять лет денежки разошлись. Бабушка болела, и ей нужно было покупать лекарства, только она все равно умерла. Потом Федор задумал бизнес – он пыжился изо всех сил, все мечтал быть похожим на отца! – и прогорел, конечно. Он взялся ремонтировать квартиры, и его тут же надули. Два парня, с которыми он открыл этот самый «ремонтный бизнес», получив первую зарплату, долларов двести, купили себе по мобильному телефону и Федора бросили. Он остался один, а заказчик, какой-то молдаванский торгаш с рынка, усатый, пузатый, вальяжный, с выпученными карими глазами, чуть было не взял его в рабство – отобрал паспорт и несколько дней не выпускал на улицу, все требовал, чтобы Федор закончил начатый ремонт, а потом отнял все деньги и пинками выгнал его за дверь, резонно рассудив, что в Москве держать человека в рабстве не с руки – еще менты застукают, и не откупишься от них!..
Денежки разошлись, ничего от них не осталось, и машина не получилась, и свадьба не состоялась. Впрочем, какая там свадьба!.. Светка сказала, что ничего из него никогда не выйдет, а им, девчонкам, нужны победители, а не какие-то драные оболтусы в куртке из «искусственного кролика»! Да еще и «музейные работники»!
После «элитного» Историко-архивного института Федор Башилов стал музейным работником. Все в точности так, как говорил ему когда-то отец. Он работал в музее и получал семь тысяч восемьсот тридцать три рубля семьдесят копеек, тютелька в тютельку, согласно штатному расписанию.
И хотя в последнее время мать уже не спрашивала Федора про Париж, он все-таки еще немножечко ее любил. И жалел.
Федор Башилов, занятый своими горестными мыслями, пропустил самое главное.
Он пропустил троллейбусных контролеров, а когда увидел, было уже почти поздно!
Как обычно, их было двое – две толстые тетки в пальто и шапках надвигались на него с двух сторон, как охотники на волка, и от них не было спасения. Платить штраф Федору было нечем, и он знал, что дальше начнется отвратительная, унизительная волынка с высаживанием его из троллейбуса, долгими объяснениями и ничего уже не поможет! И как это он их проглядел?!
Понимая, что ничего не поможет, он все же стал бочком продвигаться к задней двери, но контролерша, кажется, уже его заметила, наметанный глаз определил, что длинноволосый голодранец заметался, и Федору показалось, что на большом, плоском контролерском лице мелькнули злорадство и удовлетворение – должно быть, им
Он сделал вид, что уронил что-то под сиденье, нагнулся и стал шарить, краем глаза поглядывая на своих приближающихся загонщиков.
– Ты чего там ищешь? – равнодушно спросил сидящий дедок и покрепче обнял свою сумку. – Чего там тебе надо?
– Ничего, – пробормотал Федор. Волосы вылезали из-под шапки, падали на глаза.
– Чего надо-то, спрашиваю? – повысил голос дедок, и Федор с тоской подумал, что не избежать ему скандала – сейчас, когда выяснится, что билета у него нет и денег нет, и они станут тащить его из троллейбуса, дедок непременно вмешается и понесет что-нибудь про то, какая нынче пошла молодежь, и что сажать таких – не пересажать, и раньше бы нашли управу, а нынче все распустились!
И тут произошло непредвиденное.
Возле передней двери произошли скандал и потасовка.
Передняя контролерша выловила вожделенного «зайца», видимо, менее опытного, чем Федор Башилов, который знал, что самое главное – с ними не спорить, а держаться тише воды ниже травы и тогда, может быть, отпустят. «Заяц» пустился во все тяжкие, закатил глаза и начал верещать, и все пассажиры моментально обернулись и вытянули шеи – еще бы, такое развлечение!.. И дедок совершенно позабыл про Федора, приподнял с дерматинового сиденья худосочный зад и стал коршуном глядеть в ту сторону, где скандалили.
– Ни-и-на! Ни-ина! – на весь салон протяжно закричала передняя контролерша, и задняя двинулась ей на помощь, как ледокол к застрявшему во льдах «Челюскину»!
– Пропустите, молодой человек! – сказала она Федору и отстранила его с дороги рукой, а тут и троллейбус затормозил, и добрый-добрый женский голос из динамика объявил на весь салон остановку и призвал не забывать свои вещи.