Колодец забытых желаний

А может, ну ее на фиг, и роман с ней тоже на фиг?! Может, не стоит?!

Отсвинярить!..

Олег Петрович повел шеей, которой вдруг стало неловко в высоком воротнике свитера, и посмотрел в окно.

Гена неспешно разворачивался на расчищенном от снега пятачке перед лавкой Василия Дмитриевича, а по обледенелым ступеням уже кто-то поднимался, и Олег вдруг подумал, что старик, в отчаянии опрокинувший уже примерно две трети графинчика, вряд ли будет в состоянии принимать посетителей и клиентов.

Он еще раз взглянул в окно, и что-то смутно знакомое почудилось ему в человеке, который не торопясь поднимался по ступеням и уже взялся за медную ручку, чтобы потянуть на себя дверь.

Но прекрасная барышня держала его под руку, щебетала рядом, и он не стал приглядываться к посетителю старика.

Человек, проводив глазами громадную, как кит, машину, помедлил и вошел в лавку.

У него был пистолет, и поэтому руку из кармана он не вынимал.

– Василий Дмитриевич! – позвал он. – Это я!

– А? – отозвался из-за ширмы старик. – Здравствуйте, батюшка!

– Василий Дмитриевич, вы достали то, что я просил?

Старик, который выглядел сегодня совсем неважно, подслеповато на него прищурился, завздыхал, забормотал по-немецки, загремел ключами и двинул в свою кладовку. Посетитель постоял у двери и пошел следом за ним. Он был проверенным и давним клиентом, и старик его нисколько не опасался.

Пистолет в кармане становился как будто все тяжелее, и вороненая ручка словно обжигала ладонь.

Он знал, что должен это сделать, и вдруг всерьез перепугался.

Ты сможешь, сказал он себе. Ты должен.

Он вытащил из кармана пистолет и заложил руку за спину.

Старик возился в кладовой, гремел ключами.

Посетитель подошел к двери и остановился.

Старик обеими руками вытаскивал из сейфа тяжеленную серебряную шкатулку, отделанную самоцветами.

– Вот, извольте видеть, батюшка, вот и наш, так сказать, тайник! – Он поставил шкатулку на какую-то длинную полку, тянувшуюся вдоль стены и заваленную всяким хламом. – Если вы повнимательнее присмотритесь, то обнаружите именно здесь отверстие, при помощи которого можно тайник открыть. Да вы посмотрите, посмотрите, какая работа, а ведь середина восемнадцатого века! Да что мы здесь, пойдемте к моему столику, там у меня и лупа, и свет получше!

И старик поволок шкатулку из комнаты, обнимая ее, как живое существо.

Человек помедлил и вышел следом. Рука с пистолетом у него за спиной мелко дрожала.

– Вот-с, две пластины, и между ними небольшой зазорчик! Если вы потянете за нижнюю, ящичек выедет, и…

Давний и проверенный клиент вынул из-за спины руку, в которой был пистолет.

– А это что такое? – удивился старик. – Голубчик вы мой, зачем же оружие? Здесь же нет никого, кроме нас, у меня здесь, вот видите…

Гость вдруг взвизгнул страшным голосом, поднимая руку, старик отшатнулся, но выстрел настиг его, грянув в тесном помещении, как взрыв.

Антиквар упал на колени, прижимая руку к боку, из которого вдруг полилось черное и горячее.

Он все еще был жив, этот вздорный старик, и гость выстрелил еще раз – и как будто лопнули и разорвались барабанные перепонки! Старик закашлялся и пополз как-то странно, боком, и стал вытягивать руку, и почти достал до его ботинок, и эта страшная рука умирающего показалась убийце омерзительной. И тогда он стал стрелять в тело, которое подпрыгивало и корчилось, и не остановился, пока не расстрелял все патроны.

У Федора зуб не попадал на зуб, когда наконец он добрался до широких ступеней, которые вздымались из затоптанного и кое-как расчищенного от снега тротуара и, казалось, вели прямо в рай.

Где-то он потерял свою шапку и совершенно не мог взять в толк, где именно. Волосы лезли в глаза, он все время заправлял их за уши и шмыгал носом, которому тоже было очень холодно.

Руки у него дрожали.

Он подозревал, что все будет плохо – на пути к свободе непременно случается что-нибудь ужасное, так уж заведено! – но даже представить себе не мог, что все будет настолько плохо!

На последней ступени он поскользнулся и влетел в широкие, сверкающие раздвижные двери.

Он должен, должен!.. Он не может позволить себе отступить.

Даже просто войти в просторный вестибюль с чистейшими мраморными полами, с конторкой, охранником и двумя одинаковыми секретаршами в строгих костюмах и очках было почти немыслимо.

Федор отчаянно трусил, и каждый шаг по сверкающему мрамору давался ему с трудом. Он шел к конторке и боковым зрением видел, как охранник негромко сказал что-то, будто сам себе, и не спеша двинулся в его сторону, а секретарши в одинаковых очках переглянулись и уставились на Федора во все глаза.

– Здрасти, – хрипло сказал Федор и нервно заправил волосы за ухо. – Можно мне увидеть Алексея Дмитриевича Башилова?

Секретарши молчали, как воды в рот набрали. Охранник приближался. Из каких-то потайных дверей в углу огромного и роскошного вестибюля вышел еще один и стал у турникета.

Федору стало жарко.

Секретарши еще раз переглянулись, и та, что была справа, спросила замороженным голосом, есть ли у него пропуск.

Федор ответил, что нет, но, если позвонить, может быть, его и примут.