Колодец забытых желаний

– Здрасти, – неловко поздоровался Федор.

– Здравствуйте.

– Пойдем, зайка. – Отец потянул девушку за локоть, а на Федора даже не взглянул. – А то опоздаем.

– А… это кто? Он остается?

Отец мазнул по сыну равнодушным взглядом.

– Он не остается. Не ходи ко мне больше. Забудь сюда дорогу, понял?

– Папуль, а кто это?

– Да никто, – равнодушно сказал отец. – Курьер. Мы его увольняем.

Федор Башилов от ненависти почти не мог дышать. Он сам не понял, когда его липкий и потный страх переродился в такую первосортную, едкую, как кислота, ненависть.

«Курьер?! Мы его увольняем?!»

– С каких пор ты сам увольняешь курьеров?!

– Зайка, подожди секунду, я куда-то дел бумажник. – Отец вернулся к столу и стал шуровать среди немногочисленных бумаг. – Лада, я обедать ходил с портмоне или без?!

Секретарша с фигурой порнозвезды возникла на пороге. Вид у нее был постный.

У Федора вдруг невыносимо заболела голова.

– Да ты вечно его бросаешь, папуля! В прошлый раз дома оставил, тебе водитель в ресторан привозил! А еще, помнишь, в бане!

Отец хлопал себя по карманам, секретарша не поднимала глаз и почему-то молчала, как воды в рот набрала, девушка веселилась, и Федору с каждой секундой становилось все невыносимей.

И тут отец вдруг про него вспомнил. Он бросил портфель, твердым шагом дошел до сына, крепко взял его под локоть и почти выволок в приемную. Секретарше пришлось посторониться, иначе они не протиснулись бы.

Дверь в кабинет закрылась. Секретарша, не поднимая глаз, вернулась за стол и уставилась в свой монитор.

– Я тебе сказал – пошел вон отсюда, – прошипел отец. – Ты чего? Не понял, что ли?!

– Я пришел за помощью, – с ненавистью процедил Федор.

– Ко мне?!

– Мне больше не к кому.

– Ну, поздравляю тебя! И не смей больше сюда являться! – Отец оглянулся на дверь, за которой осталась девушка, называвшая его «папулей». – У меня и без тебя забот полно!

– Это ваша дочь?

Он и сам не знал, зачем спросил. Просто так. Ему и в голову не приходило, что у него могут быть братья или сестры.

– Не твое собачье дело! Моя жизнь не имеет к тебе никакого отношения.

Секретарша усиленно изучала компьютерный монитор, в котором больше не было пасьянса, и виделось совершенно ясно, как, захлебываясь от восторга, она станет рассказывать всем, кто согласится ее слушать, о тайной жизни своего шефа!

…или она зовет его «шефуля», на манер «папули»?

Федор закинул за плечо рюкзак так, что чуть не задел отца по лицу.

– Полегче, ты!..

Федор Башилов, двадцати пяти лет от роду, окончивший «бабский» Историко-архивный институт, никогда не занимавшийся никаким спортом, кроме бега по кругу на стадионе «Динамо», даже и в школе избегавший любых мальчишеских столкновений и потасовок, слюнтяй, тюфяк, слабак и рохля, неожиданно для себя вдруг шагнул так, что оказался к отцу вплотную. Распахнутая куртка из «искусственного кролика» почти касалась краем черной льняной отцовской рубахи.

– Я тебя ненавижу, – сказал Федор и оскалил зубы. – Я ненавижу тебя!

Кажется, отец не сразу нашелся что ответить. Он даже испугался немного, или Федору только показалось?..

– Это сколько угодно, – овладев собой, выговорил отец. – Лада, не пускайте его больше сюда! Никогда! Даже если он на коленях приползет.

– Я не приползу.

– И не проси ничего! Бог подаст.

Федор еще раз вздернул свой рюкзак – на этот раз отец совершенно точно отшатнулся, то ли от брезгливости, то ли от неожиданности, – выскочил из приемной и по глухому, упитанному, самодовольному ковру кинулся к двери, на которой были нарисованы ступеньки вниз.

Про лифт он позабыл.

Он бежал вниз, рюкзак бил его по мокрой от пота спине, шаги гулко отдавались от новеньких чистых стен. За ушами было больно, так он стискивал зубы.

Ах так! – думал Федор Башилов непрерывно. Ах так!..

Что «так» и почему «ах», он и понятия не имел, он словно обезумел. Черные круги плыли у него перед глазами, и в них еще пылали какие-то желтые точки, и он подумал, что именно так, должно быть, и выглядит смесь ненависти с отчаянием.

Да еще это «бог подаст» напоследок!..

Какие-то волшебные палочки мерещились Федору Башилову, как малолетнему. Взмахни такой палочкой, и все неприятности закончатся, и можно превратить негодяя в крысу, а самому превратиться в принца! И еще какие-то вполне материальные беды, которые можно обрушить на голову отца, – пусть у него машина сгорит, пусть ему кирпич на голову упадет, пусть он на ровном месте споткнется, пусть, пусть, пусть!..

Федор мчался по лестнице, и с каждым «пусть» рюкзак все больнее ударял его по спине.

Я сам, сам, сам, думал он с каждым прыжком все ожесточеннее. Я больше никогда и никого ни о чем не буду просить.

Кажется, кто-то когда-то об этом писал: никогда и ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас! А он сделал ошибку, он попросил, и ему отказали! Гадость этого самого отказа подкатывала ему к горлу с каждым ударом рюкзака по спине, и Федору казалось, что его сейчас вырвет.

Он пулей пролетел вестибюль – две одинаковые секретарши по-сорочьи вытянули одинаковые шеи и повернули головы с одинаковыми гладкими прическами – и выскочил на улицу.