Колодец забытых желаний

– Вы не понимаете! Вы никогда меня не поймете! Вы знаете, как живут люди на девять тысяч рублей в месяц?! Да еще премия три пятьсот?! Девять мать получает, за стаж, а у меня семь восемьсот тридцать три, и еще семьдесят копеек до кучи! Знаете?! Мать сапоги раз в пять лет покупает! И это все бред, что можно работу найти за деньги, нету такой работы, никто меня на нее не возьмет! Опыт нужен, а где мне взять опыт, если меня никуда не берут?! Средство для похудания в метро продавать я не могу!! Ну, не могу!! И куда мне кидаться?! Связей нет, кто возьмет меня на доходное место?!

– Доходное место, – пробормотал Олег Петрович, – Островского, значит, мы читали, про доходные места осведомлены.

– Да! – страстно крикнул Федор. – Да!! Это о-очень недостойно, о-очень, но что мне делать?!

– Если ты спрашиваешь у меня, то тебе нужно перестать биться головой о стол, – холодно сказал Олег Петрович.

– Я думал, мне отец поможет. Ну, как-нибудь! Конечно, это малодушно, это безответственно, но мне не на кого больше надеяться! – Он перевел дыхание и снова заорал: – Да знаю, знаю я, что надеяться нужно только на себя, вот я и понадеялся, черт!.. И старика из-за меня убили, и мать грозятся убить, и еще… Светку! И все из-за меня!

– Кто такая Светка?

Федор вдруг остановился и хлопнул глазами. Потому что никак не мог вспомнить, кто такая эта Светка.

– А?.. А… это моя… – Почему-то у него никак не получалось выговорить «подруга», особенно в присутствии Виктории, это будто обрывало все нити, приковывало цепями, хотя при чем тут Виктория?! Ну, совсем ни при чем! – Это одна моя… знакомая.

– Ты денег хотел у отца попросить?

– Да, – совсем обессилев, сказал Федор.

– Он богатый человек?

– Он давно с нами не живет.

– Я тебя спросил не об этом.

– Да, богатый.

– И именно его ты просил, чтобы он помог вернуть коллекцию?! То есть отобрать у Василия Дмитриевича и отдать тебе?

– Да.

Олег Петрович переглянулся с Геной, и эти переглядывания имели какое-то другое значение, не такое, как все предыдущие, Федор это почувствовал.

– Что ты ему рассказал?

– Да все, – вяло сказал Федор.

– Что именно? И не валяй дурака, отвечай нормально!

– Ну, сказал, что у меня проблемы, что мне нужно вернуть вещи, которые я продал, а у меня теперь требуют их обратно.

– И ты сказал, кому и что ты продал?

– Да нет. Он не захотел меня слушать. – Федору вдруг стало так стыдно за то, что он паясничал перед ними! Еще и головой бился, идиот! Господи, как стыдно, вот ужас-то! – Он меня прогнал.

И помолчал, ожидая, что Олег Петрович сейчас скажет, что он тоже непременно бы его прогнал, но тот ничего такого не сказал.

– То есть про коллекцию, про музей и про Фрунзенскую ты своему отцу ничего не говорил?

– Нет. Говорю же, он меня выгнал. А когда я только еще подходил к его офису, мне Светка позвонила. Она кричала, что они ее… убьют, эти люди. Что они до нее добрались! И когда я вышел от отца, они меня ждали. Ну, те двое, которых вы видели. Ну, и они меня… короче, подрались мы.

– Это я видел, – согласился Олег Петрович.

Он поставил свой чугунный чайничек на крохотную спиртовку и подкручивал винтик, чтобы уменьшить пламя.

– Они сказали, что меня убьют. И мать. И Светку.

Он с размаху сел на высокий стульчик, зажал руками уши и стал качаться из стороны в сторону, хотя только что решил, что больше ни за что не станет перед ними паясничать.

Но мысль о том, как он всех подвел и что теперь только начнется самое страшное, приводила его в отчаяние.

До смерти старика еще была хоть какая-то, самая крохотная, самая последняя надежда на спасение. Теперь не осталось ничего. Совсем ничего.

Только пропадать.

– Отец тебе ничего не дал и прогнал, – резюмировал Олег Петрович, нюхая пар, поднимавшийся над чайничком. – Потом тебя побили. Ты пошел к Василию Дмитриевичу, чтобы забрать коллекцию. И… дальше что?

– Дальше вы все знаете. Я вошел, увидел его… мертвого. И тут вы приехали.

– Что-то ты, парень, от Садового до Фрунзенской добирался больно долго!

Федор махнул рукой.

– Я пешком шел. И еще там стоял долго, меня мужик сосиской угостил. Я ее ел.

Сосиска – хорошее дело, неизвестно к чему подумал Олег Петрович.

Он верил мальчишке и жалел его. Конечно, в умных книгах написано, что каждый должен отвечать за себя сам. Олег Петрович прочел много книг по психологии индивидуума, особенно когда стал хорошим отцом. А хорошим отцом он стал, когда развелся с женой и Машка, в свою очередь, стала «дочерью на один день». То есть даже на полдня, потому что провести с ней день у него никогда не получалось – то дела, то встречи, то командировки, то на свидание срочно нужно!..

К сорока годам Олег Петрович очень отчетливо понял, как нелегко быть молодым – и не потому, что мир изменился, мир со дня его сотворения все тот же!

Ну, были резвые кони, стали автомобили. Ну, были книги, стали компьютеры. Были балаганы на площадях, появился телевизор! По большому счету, это ничего не меняет.