– Олег Петрович, но ведь если этот ваш Назаров окажется в милиции и признается, что это он во всем виноват… То есть вы его заставите признаться, тогда все выплывет наружу! – Она беспомощно посмотрела на Олега, а потом на своего сына. – Ну, что Федор украл из музея коллекцию! И тогда непонятно, зачем мы ее с таким трудом возвращали! А, Олег Петрович?
– Вот именно.
– Что – вот именно?
Федор заправил за ухо вываливающуюся прядь и решительно выдал что-то в том смысле, что, если уж на то пошло, он во всем виноват, он и будет отвечать. И поэтому – если нужно – сам пойдет в милицию и во всем там признается. В смысле, обо всем расскажет.
Гена Березин фыркнул и покрутил головой.
– Олег Петрович, – Вероника перестала ходить, остановилась возле Олега и уставилась ему в лицо, – но ведь так не может оставаться! Этот ваш компаньон убил человека, и он должен быть наказан! А наказать его может только закон.
– В данном случае этим законом буду я.
– Как?!
Олегу не хотелось ничего объяснять, и он слишком устал за этот бесконечный день, и вообще устал – от непонимания, от того нового, что вдруг на него навалилось, от всех этих чужих людей, которые почему-то казались ему своими.
Он не хотел объяснять – и понимал, что придется.
– Назаров убил, потому что хотел заполучить икону. А она ему не далась. – Он улыбнулся Веронике. Ей одной. – Она сразу ушла к другому человеку, то есть ко мне. Значит, я и буду разбираться дальше.
– Но как?!
– Да очень просто. Шкатулку мы у него забрали, и Федор ее вернет в музей. Это не целая сумка серебра и бронзы, это просто большой сверток. Он принесет его в своем рюкзаке и положит в хранилище. Завтра же! Завтра же, Федор. Надеюсь, это понятно.
– Понятно, Олег Петрович.
– Назарову я предложил на выбор два варианта. Или огласка и тюрьма, всерьез и надолго, до конца дней. Или дальний скит в Белозерье, тоже до конца дней, только тогда уже никакой огласки. Просто решил человек в одночасье уйти от мира, и дело с концом. Собственно говоря, это даже красиво. – Олег поболтал в стакане виски и залпом выпил. – Я знаю его много лет, и я был совершенно уверен, что на первый вариант он никогда не согласится. Он же не знал, что я блефую!
– Как блефуешь? – не выдержала Виктория.
– Если легальное расследование, значит, господину Башилову тоже светит срок. А мне бы этого не хотелось. Нет преступления без наказания, но мне сдается, что господин Башилов и так достаточно наказан. Да или нет?
Все молчали. Федор медленно и трудно дышал.
– Виктор Иванович, разумеется, тут же согласился и на скит, и на Белозерье, а я еще уточнил, что наша служба безопасности будет его регулярно навещать, проверять, так сказать, место дислокации, поэтому в бега ему кидаться резону никакого нет.
– Но у него, наверное, есть своя служба безопасности? – тихонько спросила Вероника.
– Да нет. Он же у нас очень благородный, отец родной и вообще царь-батюшка! Все время повторял, что на все божья воля и человеков, по земле ходящих, он нисколько не боится, а боится только одного господа. Ну, вот господь все и устроил. – Тут Олег неожиданно улыбнулся. – В нашей структуре служба безопасности подчиняется мне и выполняет исключительно мои распоряжения.
– А икона?
– С иконой я разберусь сам, – твердо сказал Олег Петрович. – Вот… Вероника Павловна меня познакомит с вашим директором, и мы с ним обо всем договоримся. Я придумаю правдоподобную версию, как она могла ко мне попасть, а он сделает вид, что в эту версию поверит. Я так понимаю, он неглупый человек.
– А нельзя просто положить ее обратно в шкатулку? – спросила Виктория. – Ну, как будто она там и была?! Это же проще простого!
– Нельзя, – твердо сказал Олег Петрович. – Она там еще сто лет пролежит или вообще пропадет, не дай бог. А она… волшебная.
– Волшебная, – согласилась Вероника. – А Петр Ильич отличный специалист и человек хороший! И к Федору всегда хорошо относился.
Федор шевельнулся, хотя до этого стоял неподвижно, как каменный:
– И все равно мне придется уйти с работы.
– Ну конечно.
– Я беру тебя к себе. – Олег посмотрел на Федора. – Ты все знаешь про модусы категорического силлогизма, а остальное вполне можно выучить.
– Вы это серьезно?!
– Если ты пообещаешь мне не красть у меня столовое серебро.
Федор только молча открывал и закрывал рот.
Через две недели отчаянной борьбы с собой Олег Петрович понял, что проигрывает и должен что-то срочно с этим делать.
Вероника не шла у него из головы, и даже история с Назаровым на этом фоне померкла.
Как мальчишка, он встречал ее с работы, провожал до дому, и один раз они даже сходили в кино.
Ничего не помогало.
Тогда он привез ее к себе, и выяснилось, что она ничего не может!
– Олег, – тихонько сказала Ника, – я не могу. Ты понимаешь, что я не могу?
– Чего не можешь?
– Ничего не могу.
Он усмехнулся:
– Зато я все могу, ты не поверишь.
– Олег, я старая, некрасивая, я… сто лет ни с кем не была… Я забыла, как это бывает.
– Я тебе напомню.
Он чувствовал себя ужасно и знал, что она понимает, как ему ужасно.