Пожар надвигался всё ближе. В конюшне волновалась лошадь, фырчала, била копытом, порывалась бежать. Жоэль открыл дверь белой башни. Внутри уже пахло пожаром. Бесконечная чугунная лестница серпантином бежала наверх. И Жоэль побежал за ней. Грохот старых чугунных ступеней разносился по всей колокольне, застревая в больной голове. Он не видел ни перил, ни ступеней; он опять уходил от себя, покидая и себя и реальность. Колокол уже виднелся в проёме, через почерневший туман сияли его золотые блики. Это не туман, испугался Жоэль, это ветер принёс столбы дыма. Он закашлялся, схватился за горло, отшатнулся и сел на ступень. Он не видел себя, не видел часовни – только темень, и он в темноте.
Я очнулся на последнем пролёте – пахло дымом и приторной гарью, – посмотрел наверх и не понял, как прошёл это всё. Больше сотни железных ступеней стремительно убегали вниз. Голова всё так же трещала, разрывая череп и нервы, убивая меня изнутри. Я поднялся, держась за перила, – и вот я уже наверху, стою посреди колокольни, и колокол передо мной. Я смотрю в его тёмную бездну – и не верю, что вижу его. Моя боль, моя жизнь и проклятие…
Из самого его центра свисал плетёный трос; я схватил его, потянул на себя и раскачал тяжёлое било. По небу разнёсся медный звон, будя всех, кто его слышал.
В заброшенной церкви загорелся тусклый свет. Я не думал, что там кто-то есть… Из окна, в одной лишь сорочке, на меня кто-то смотрел.
Это она! Моя Маргарет! Мария-Маргарет! Теперь я видел её.
Я кричал её имя. Я звал её снова и снова, бил в колокол и кричал.
Она распахнула окно. Я кричал, что пожар, что ей нужно бежать, выбираться из церкви, но никак не мог выпустить било, не мог прекратить этот звон.
Жоэль так и звал Марию, пока она не выбежала к колокольне, пока не пронеслась по всем ступеням, пока не обняла его. Разомкнула его цепкие пальцы, освободив их от жёсткого троса, и прижала Жоэля к себе.
– Ты говоришь, говоришь, – целовала она его щёки.
– Там пожар, лес горит, – плакал Жоэль.
Падре уже открывал скрипучие двери конюшни, когда они вышли из башни.
41 глава
Доктор Бёрк мчался по трассе, сбавляя скорость перед постами дорожных патрулей, – отпускал педаль газа, потел и вжимался в сиденье. Он думал, его уже ищет весь город, все репортёры выслеживают его. Включил радио. Частоты сбивались, оставляя лишь трескучий шум. Андре крутил ручку приёмника, но не мог поймать новости – густая лесополоса не давала пройти сигналу. В ушах стоял крик Элен. Как она могла сжечь все его записи, кто ей дал право прикасаться к ним? Чёрт его дёрнул жениться на ней… Бёрк вдруг подумал, что она сама может выйти на репортёров, она сама может дать интервью, дабы обелить себя. Скажет, что её обманули, что она ничего не знала. Хотя она и правда ничего не знала, а он действительно её обманул… Его прошиб холодный пот. Нет, она будет молчать, он это точно знал; такие, как Элен, не способны открыть рта.
Всё ещё можно переиграть, успокаивал себя Андре. С женой он разведётся, это дело недолгое, хотя можно и не разводиться, кого интересуют эти формальности… За мальчиком он вернётся; к тому времени Жоэль отдохнёт и, быть может, сам придёт в норму. Лес, свежий воздух… Чем не лечение? Он заберёт его и покажет всем скептикам, он скажет, что вылечил мальчика, и они увидят результат. А когда есть результат, мало кого интересует законность; не все такие ссыкуны, как этот самый Марк. Кто-то купит его разработку, обязательно купит – и выпустит её на рынок. Нужно только, чтобы ребёнок пришёл в себя. И тогда уже никто не сможет засудить его, доктора Бёрка. Заявления об эксперименте и краже ребёнка не имеют под собой никаких оснований, кроме пустых слов Марка Перро. Усыновление законное, доказательств о вредоносности лечения нет, доказательств о самом лечении нет. Все эти заявления он назовёт вымыслом, завистью и происками конкурентов. Нужно только выждать время, думал Бёрк, примерно полгода. Нужно ещё раз разобраться с составом препарата, с его дозами и последовательностью приёма. Сейчас, когда он один, у него будет много времени, никто не сможет ему помешать. Всё же ничего нет лучше одиночества, думал Андре.
«На часах десять утра. С вами новости на городском радио», – приёмник поймал волну. Между сбивающей сигнал трескотни кое-как различался голос диктора.