Колокол по Хэму

На протяжении следующих нескольких недель в «Хитром деле» наступил застой; Хемингуэй занимался улаживанием семейных неурядиц. Зато потом, думая об июне и июле как о затишье перед бурей — правда, тогда я даже не догадывался, какие невзгоды нас ждут, и ждут ли вообще, — я вспоминал, что каждый день был наполнен напряжением, знакомым каждому моряку, который спешит в родной порт, глядя на грозовые тучи, собирающиеся над горизонтом.

21 июля 1941 года Хемингуэю исполнилось сорок три. Эту и следующую ночь мы провели с ним, беседуя в рубке «Пилар».

Мы отправились в шестидневное плавание с целью поиска подводных лодок. На борту были сыновья Хемингуэя Патрик и Грегори, Мышонок и Джиджи, как их называл отец, но из членов экипажа присутствовали только Фуэнтес, Уинстон Гест и я. Мы трое суток гонялись за «Южным крестом», совершавшим морские испытания, которые представлялись нам бесконечными и бесцельными, слушали радио, время от времени перехватывая искаженные помехами голоса капитанов субмарин, переговаривавшихся друг с другом по-немецки; мы держали связь с маленькой базой на Кейо Конфитес, а нашей главной целью было дождаться, когда огромная яхта фонда «Викинг» наконец приступит к действиям. На четвертый день разыгралась сильная буря, и мы потеряли корабль из виду.

Однако, воспользовавшись данными пеленгатора и информацией подлодки, радировавшей из района Ки-Романо, на пятый день мы отправились туда.

Мы приблизились к Ки-Романо в сумерках; Хемингуэй помогал мне в сложных навигационных расчетах. Первым делом мы пересекли устье Пунта Пратикос, пока не поравнялись с маяком Матерниллос на Ки-Сабинал. Тогда мы убавили обороты двигателя до минимума и с черепашьей скоростью поползли по коварному Старому Багамскому каналу. Фуэнтес стоял на носу, внимательно высматривая рифы и песчаные отмели.

Оказавшись внутри архипелага, мы двигались по мелким проливам зачастую менее метра глубиной — многие из них вливались в ручьи и маленькие реки, бравшие начало на островах. В крохотной бухте стояла деревушка Версаль — с полдюжины домов, почти все на сваях, добрая половина пустующие. Мы бросили якорь у мыса под названием Пунта де Мангле и трое суток исследовали на «Крошке Киде» ручьи и протоки, расспрашивая местных рыбаков, не видели ли они в главных каналах большую яхту или катер, и пытаясь запеленговать источник шифрованных радиопередач.

День рождения Хемингуэя прошел довольно удачно, во всяком случае, для той ситуации, в которой мы оказались, — на борту «Пилар», затерянные в глуши среди мангровых зарослей.

Патрик и Грегори привезли для отца подарки в ярких обертках, Уинстон Гест преподнес Хемингуэю две бутылки очень хорошего шампанского, Фуэнтес вырезал маленькую деревянную фигурку, вызвавшую бурный восторг писателя, и в тот же вечер мы устроили праздничный ужин. Я, разумеется, ничего ему не подарил, но поднял бокал шампанского в его честь.

На закуску подали миску спагетти. Фуэнтес привез с собой целый пучок макарон и, прежде чем опустить их в кипяток, разломил пополам. В ящике со льдом хранились цыплята, и он приготовил их в особом бульоне из говяжьих и свиных костей. Когда цыплята сварились, Фуэнтес процедил бульон, добавил к цыплятам осадок, оставшийся в дуршлаге, посолил и мелко нарубил. К этому времени по маленькому камбузу распространился такой замечательный запах, что я был готов немедля сесть за стол.

Фуэнтес взял немного ветчины и хоризо — испанские сардельки — и также превратил их в фарш. Смешав его с куриным мясом и залив кипящим бульоном, он добавил паприки и тушил на медленном огне. Вынув спагетти из кипятка, он посыпал их щепоткой сахара. Выложив соус в отдельную миску, он расставил блюда на столе и трубным голосом велел всем бросать свои дела и нести свои задницы в камбуз, дабы наполнить тарелки.

Пока мы поглощали чудесные спагетти, Фуэнтес закончил готовить главное блюдо. Тем утром он поймал меч-рыбу, загодя вырезал из нее шесть крупных ломтей и замариновал их.

Мы доедали спагетти, разговаривали и пили славное вино, а Фуэнтес тем временем растопил фунт сливочного масла и обжарил ломти меч-рыбы на маленьком огне. Продолжая болтать с нами, он поливал куски лимонным соком и непрерывно переворачивал их, чтобы они равномерно подрумянивались.

Запах был восхитительный, намного лучше, чем при жарке отбивных. Потом Фуэнтес выкладывал ломти на тарелки, добавлял свежего салата и припущенных овощей. Для Хемингуэя он поставил блюдечко с особым соусом из перца, петрушки, кинзы и каперсов, приготовленным в сковороде вместе с мелко нарезанной спаржей.

— Мне очень жаль, Эрнесто, — сказал наш кок и первый помощник, пока мы поглощали яства. — Я хотел приготовить свежих крабов под лимонным соком и фрикасе из осьминога, но за эту неделю мы не поймали ни крабов, ни осьминогов.

Хемингуэй хлопнул Фуэнтеса по спине и налил ему высокий бокал вина.

— Я в жизни не ел ничего вкуснее твоей меч-рыбы, «сотrado». У меня королевский день рождения.

— Si, — согласился Фуэнтес.

* * *