— Днем ты их почти не видишь... они бродят по всей усадьбе... но когда приходит время кормежки, начинается настоящее нашествие. Когда я не могу заснуть ночью, я беру в спальню трех кошек и рассказываю им истории. В последнюю ночь перед нынешним походом я взял с собой Тестер — дымчато-серую персиянку, — Диллинджера, черно-белого кота, которого мы называем также Бойсси Д'Англас, и котенка, мальтийскую полукровку по кличке Уилли. И я рассказывал им о других кошках, которые у меня были... мы всегда держали кошек. Я рассказывал им о Ф. Кисе, о нашем самом крупном, сильном и храбром коте Муки, который жил с нами в Европе и однажды обратил в бегство барсука. И стоило мне сказать:
«Барсук!» — Тестер спряталась под простынями, так она испугалась.
Несколько минут мы сидели в звенящей тишине. По небу неторопливо плыли облака, заслоняя звезды. Слабый ветер утих, но волны продолжали медленно и ритмично колыхать яхту. Москитов не было и следа.
— Ты еще не спишь, Лукас?
— Нет.
— Извини, что заставил тебя выслушивать эту ностальгическую чушь.
Я промолчал, и Хемингуэй добавил:
— Сорокатрехлетний человек имеет на это право. Если доживешь до моего нынешнего возраста, тебе станет ясно, что я имею в виду.
Я кивнул, глядя, как он устало допивает пиво.
— Что ж, еще один день погони за радиопризраками — и мы возвращаемся домой, — сказал он. — В воскресенье мы с Джиджи принимаем участие в кубинском чемпионате по стрельбе. Я хочу, чтобы перед состязаниями он провел спокойную ночь на суше. — Внезапно Хемингуэй заулыбался. — Ты видел, как вооружились парни, собираясь на охоту за подлодками? Пэт взял «ли энфилд», а Джиджи вычистил и смазал старый «манлихер» своей матери. Помнится, Полин брала его в Африку охотиться на львов...
— Зачем вы взяли их с собой? — спросил я. — Я имею в виду мальчиков.
Улыбка Хемингуэя увяла.
— Кажется, ты меня осуждаешь, Лукас?
— Нет, просто мне любопытно.
— Если в походе нас будут ждать опасности, — ответил писатель, — мы оставим парней на базе Кейо Конфитеса, а сами отправимся искать субмарины. А до тех пор пусть наслаждаются плаванием. Жизнь достаточно суровая штука, чтобы лишать их радостей.
Я допил пиво. Было уже поздно. Звезды спрятались за облаками, и во всем, даже в запахах, ощущалась глубокая ночь.
— Господи, — выдохнул Хемингуэй, — как жаль, что в выходные с нами не будет Бэмби. Он отлично стреляет по голубям. Почти так же хорошо, как наш маленький «popularisimo».
Один из гаванских журналистов, специалист по стрельбе, написал, что во всей Кубе не найдется такой четверки стрелков, которые сумеют превзойти Бэмби, Папу, Джиджи и Мышонка.
Мне очень хотелось бы, чтоб Бэмби был здесь в воскресенье — он стреляет столь же хладнокровно, как нервничает, играя в теннис.
Хемингуэй поднялся на ноги, и я впервые за все время пребывания на яхте увидел, как он несколько мгновений покачивался, стараясь обрести равновесие.
— Я спускаюсь вниз, Лукас. Посмотрю, как там мальчики, и лягу сам. Примерно через час тебя сменит Волфер. На рассвете мы отправимся к северному окончанию Ки-Романо... вдруг мы застанем там «Южный крест», по счастливой случайности или по воле богов.
Писатель вышел под тент мостика, скрылся в темноте и спустился по трапу к носовым каютам. Я слышал, как он негромко напевает, и разобрал слова:
У котенка пушистая шубка
И острые коготки,
Пушистый котенок будет жить вечно -
О, бессмертие!
Мальчики появились в финке в середине июня, незадолго до отъезда Геллхорн. Я ничего не знаю о детях, кроме того, что они делятся на две категории — невыносимо надоедливые и умеренно надоедливые, — однако сыновья Хемингуэя приятно меня удивили. Оба были худощавые и веснушчатые, с всклокоченными волосами и открытыми улыбками, хотя Грегори, младший, улыбался чаще и выражал любые чувства более явно, чем его старший брат. Тем летом 1942 года Патрику исполнялось четырнадцать, день его рождения был в конце июня, и в его облике только начинала сквозить серьезная угловатость юноши. Хемингуэй хвастался своим девятилетним сыном, который побивает всех в стрельбе по голубям, но тем летом Грегори было уже десять. Мальчик сказал мне, что он родился 12 ноября 1931 года. Я не знал, насколько это обычное дело, когда родители забывают возраст собственных детей, но ничуть не удивился тому, что с Хемингуэем случилось такое — особенно если вспомнить, что он виделся с мальчиками раз или два в году.
Ремонт главного вала «Южного креста» длился целую вечность, и яхта еще дважды возвращалась в доки Касабланки для устранения все новых неполадок, поэтому она вышла в море только в июле, и капитан три недели испытывал ее на плаву, лишь изредка уходя от берега за пределы видимости.
Тем не менее Хемингуэй с нетерпением ждал возможности пуститься по следу огромного корабля, и мальчики сразу же были зачислены в экипаж «Пилар».