Колокол по Хэму

Вплоть до конца июля у меня создавалось впечатление, что Хемингуэя куда больше интересует, как развлечь своих сыновей, нежели операции «Хитрого дела» и противолодочные маневры. Зато для мальчишек начались замечательные летние каникулы. Хемингуэй не только выставил их на стрелковые состязания в «Казадорес дель Серро», дорогом клубе для избранных, расположенном в пяти милях от финки, но и, как только Патрик и Джиджи начинали донимать его, бросал утреннюю работу. Он выходил с ними в море на «Пилар», играл в теннис и бейсбол.

Организация бейсбольной команды началась с того, что Хемингуэй поймал несколько мальчишек из деревни Сан-Франциско дель Паула, швырявших камнями по манговым деревьям. Мысль о том, что милые его сердцу деревья могут пострадать, приводила писателя в бешенство.

— Послушай, — сказал Пэтчи Ибарлусия, когда мы сидели во флигеле и печатали донесения, — неужели ты не хочешь, чтобы парни стали хорошими бейсболистами? Бросание камней — отличная тренировка для них.

Хемингуэй, не сходя с места, решил, что лучшей тренировкой будет игра в бейсбол. Он заказал для сорванцов форму, купил биты, мячи и перчатки. Возраст игроков колебался от семи до шестнадцати лет. Они назвали себя «Лас Эстреллас де Джиджи» — «Звездами Джиджи» в честь Грегори, и тут же начали состязаться с другими дворовыми командами из окрестностей Гаваны. Хемингуэй возил их на отремонтированном фургоне и выступал в качестве директора команды. Через две недели на тренировку группы Джиджи явились еще пятнадцать мальчишек, и Хемингуэй заявил, что для его босоногой лиги требуется еще один коллектив. Он вновь выписал чек, и теперь каждый день и вечер на ровном пустыре между финкой и деревней тренировались две команды в полной экипировке.

Агент 22, он же Сантьяго Лопес, состоял во второй команде и, несмотря на выпирающие ребра и тонкие, как тростинки, ноги и руки, зарекомендовал себя надежным подающим и великолепно вбрасывал мяч с левой стороны поля.

По вечерам, после отъезда Геллхорн по заданию «Кольерса», Хемингуэй возил сыновей ужинать в китайский ресторан «Эль Пасифико» на верхнем этаже «Флоридиты». Несколько раз я ездил с ними и подумал, что даже поездка на лифте до пятого этажа — хороший урок для мальчиков. Лифт был старый, открытого типа, со стальной решеткой вместо двери, и он останавливался на каждом этаже. На втором располагался танцевальный зал с китайским оркестром из пяти инструментов, издававших какофонию, которая напоминала ночные концерты кошек Хемингуэя. Третий этаж занимал бордель, в котором вновь хозяйничала Честная Леопольдина. Четвертый приютил опийную курильню, и когда лифт проезжал мимо распахнутых дверей, я заметил, как мальчики обменялись быстрыми взглядами при виде исхудавших до предела фигур, скорчившихся в продымленном помещении у своих трубок.

К тому времени, когда мы поднимались до ресторана на пятом этаже, у всех появлялось ощущение увлекательного путешествия и разыгрывался аппетит. Для нас там всегда держали особый столик под хлопающим тентом, с прекрасным видом на ночную Гавану. Мальчики заказывали суп из акульего плавника и слушали рассказы отца о том, как он лакомился обезьяньими мозгами прямо из черепа, когда в прошлом году вместе с Мартой побывал в Китае.

После ужина Хемингуэй порой возил сыновей во Фронтон на матч хай-алай. Патрику и Грегори нравился этот стремительный вид спорта, им нравилось наблюдать за тем, как игроки, многие из которых были их хорошими знакомыми, мчатся по площадке к стенам, ловят и бросают жесткие шары пятифутовыми выгнутыми корзинами «cestas», притороченными к запястью. Мячи летали с такой скоростью, что были практически невидимы, и представляли собой нешуточную опасность. Мальчики обожали не только саму игру, но и ставки. Они менялись с каждым таймом, и через каждые тридцать очков происходил расчет. Больше всего Патрику и Джиджи нравилось вкладывать ставку Хемингуэя в пустой теннисный мяч и швырять его букмекеру, который неизменно возвращал мяч обратно, требуя, чтобы его бросили с большей силой.

Молниеносные маневры игроков, мелькание стремительных шаров, неутихающие вопли голосов, объявляющих ставки, теннисные мячи с деньгами — каждую секунду в воздухе находилось хотя бы несколько — все это было для ребячьих сердец незабываемым праздником и кружило им головы. Хемингуэй был от этого в восторге.

Я ничего не смыслю в воспитании детей, но мне казалось, что привязанность Хемингуэя к сыновьям граничит с недопустимым потворством. Будь то в финке или в ресторане, Патрик и Джиджи могли пить, сколько хотят, и выказывали явную склонность к спиртному. Как-то утром я читал донесение, сидя у флигеля, и увидел, как Грегори плетется к бассейну. Хемингуэй встретил его приветственным возгласом. Он уже закончил утреннюю работу и прохлаждался в тени с бокалом виски с содовой в руках.

— Чем ты хочешь заняться сегодня, Джи? Пообедать во «Флоридите»? Грегори сказал, что сегодня слишком сильная волна, чтобы рыбачить, но мы могли бы ближе к вечеру пострелять по голубям.