Чемодан стоял на полу, его содержимое было разбросано по комнате. Бумаги и записные книжки валялись на полу и кровати, некоторые из них пропитались кровью. Я наклонился и увидел под кроватью иглу от шприца и девятимиллиметровый «люгер», явно выпавшие из чемодана. Я ни к чему не прикоснулся.
— Он открывал чемодан у тебя на глазах, Мария? — спросил Хемингуэй.
— Нет, нет, нет, — отозвалась девушка, качая головой. Ее роскошные волосы скользнули по щекам. — Он поставил чемодан на стол. Он... не хотел... сразу заниматься любовью. Он хотел поговорить. Поговорить со мной. Он снял рубашку...
Синий джемпер и белая рубашка аккуратно висели на спинке кресла. Темно-серые брюки лежали на его сиденье.
— А потом? — допытывался писатель. — О чем он хотел поговорить?
— Он пожаловался на одиночество, — ответила девушка, глубоко и медленно втягивая воздух. Она не смотрела на труп. — Сказал, что его родной дом очень далеко...
— Он говорил по-испански?
— Да, сеньор Папа. Но очень плохо. Я немного знаю английский, но он непременно хотел говорить со мной на плохом испанском.
— Но он говорил и по-английски?
— Да, сеньор Папа. Он договаривался с Леопольдиной по-английски.
— Он сказал, как его зовут?
Мария покачала головой.
Хемингуэй наклонился, вынул из брюк мертвеца бумажник, паспорт и карточку и подал их мне. Паспорт был американский, на имя Мартина Кохлера. Карточка представляла собой удостоверение члена-профсоюза моряков, выписанное на ту же фамилию.
— Сказал ли он тебе, где его родина? — спросил писатель.
Мария вновь покачала головой.
— Нет, сеньор. Он только пожаловался, как одиноко ему было на большом корабле и как долго он не увидится с семьей.
— Сколько именно?
Девушка пожала плечами:
— Я слушала невнимательно. Он говорил что-то о нескольких месяцах.
— На каком корабле он плавал?
Мария указала в окно. Там виднелся слабый отблеск луны на поверхности воды залива между каменными стенами набережных.
— На большом корабле, который вчера пришел в порт.
Хемингуэй мельком посмотрел на меня. «Южный крест».
Леопольдина ла Онеста потерла руки.
— Сеньор Папа, мы еще не звонили в полицию, но должны сделать это в ближайшее время. Я не допускаю подобных происшествий в своем доме.
Хемингуэй кивнул.
— Мария, расскажи о человеке, который вошел в комнату, и о том, как было совершено убийство.
Девушка кивнула и посмотрела на дальнюю стену, как будто сцена убийства отображалась на ней.
— Этот человек сидел на кровати в нижнем белье... так, как одет сейчас... и говорил. Я подумала, что это затянется надолго и ему придется очень много заплатить за то, что он провел со мной столько времени. В дверь постучали. Она не была заперта, но этот человек встал и открыл ее. Он махнул мне рукой, чтобы я спряталась в ванной. Я закрылась там, но оставила щелку.
— Значит, ты видела, что случилось потом?
— Совсем немногое, сеньор.
— Продолжай, Мария.
— В комнату вошел второй мужчина. Они начали сердито разговаривать друг с другом... но я ничего не поняла. Ни на испанском, ни на английском. На другом языке.
— На каком именно?
— Я решила, что это немецкий, — ответила девушка. — Или, может быть, датский. До сих пор я не слышала таких слов.
— Стало быть, они спорили?
— И очень злобно, сеньор Папа. Но лишь несколько секунд. Потом я услышала звуки борьбы и выглянула в щель.
Тот мужчина, что был крупнее, толкнул моего... моего клиента на кровать. Потом он начал копаться в чемоданчике, разбрасывая вещи. Потом человек на кровати закричал и потянулся за пистолетом...
— Где находился пистолет, Мария?
— В его пиджаке.
— Он прицелился в того, другого?
— Он не успел это сделать, сеньор Папа. Второй человек резко дернул рукой. Я видела это через щель. Мой клиент выронил пистолет и упал на спину... так, как он лежит сейчас.
Кровь текла очень сильно.
Я посмотрел на брызги артериальной струи на постели, ковре и стене. Девушка не преувеличивала.
— Что было потом, Мария?
— Я закричала. Я закрыла дверь и заперла ее. Именно поэтому в этом номере есть ванная — больше их нет нигде.
Сюда приводят особых клиентов. Но если они требуют чего-нибудь... недостойного, девушка может спрятаться в ванной и позвать на помощь. Дверь очень толстая, а замок — прочный.
— Пытался ли убийца войти в ванную? — спросил Хемингуэй.
— Нет, сеньор Папа. Я не видела, чтобы дверная ручка поворачивалась. Наверное, он сразу ушел из комнаты.
— Я видела, как он шагает по вестибюлю, — сказала Леопольдина. — Он держался совершенно спокойно. На его форме не было крови.
— Форма? — переспросил Хемингуэй. — Это был моряк?
— Нет, сеньор Папа, — ответила Мария. — Это был полицейский. «Unguardiajurado».
Темные брови Хемингуэя чуть заметно приподнялись. Он посмотрел на Леопольдину.
— "Caballo Loco", — сказала та.
Слова девушки были мне понятны. На кубинском диалекте «guardia jurado» называют полицейского, исполняющего работу во внеслужебное время, например, вышибалу в баре.
Но «caballo loco» означает «бешеный жеребец», и смысл этого высказывания ускользал от меня. Я посмотрел на Хемингуэя.