Колокол в колодце. Пьяный дождь

Это было в начале декабря, когда я зашел к ним на Вышеградскую улицу. Конспиративное общежитие на Розовом холме раскрыли. Бела Сёке, нилашист, провалился — дознались, что он только выдавал себя за него; всей компании пришлось срочно покинуть пристанище. С часу на час их могли накрыть. Студенты коллегии поступили в «Кишку», представлявшую собой нечто вроде полувоенной дружины, служившей прибежищем для дезертиров. Я на несколько дней нашел приют в семье Пишты Вирагоша. Геза оказался прав: нилашистские соседи после недавней потасовки притихли, ничего не предприняли. Они просто исчезли из дому, по всей вероятности захватили более комфортабельное жилье. Пишта все же нервничал; оставаться у них дольше мне не следовало. В сущности, он был прав. Я на него не в обиде. Пришлось ютиться ночь то у одного, то у другого знакомого. Лили? В то памятное утро, когда пришлось срочно «испариться» из квартиры на Розовом холме, она, взяв свой чемоданчик, отправилась в город, погруженный в туман. Я проводил ее до парадного и долго смотрел ей вслед. Посредине улицы она остановилась, оглянулась и, махнув рукой на прощание, зашагала дальше. Вскоре она исчезла в тумане. В то утро густой туман окутал весь город.

Я пошел к Гезе, а может, к Шари? Или к обоим? Не ради себя. Нашей подпольной группе нужна была «белая» квартира — надежная явка. Группа Сопротивления… С Дюси я имел постоянную связь. Получал от него различные задания — встретиться там-то с тем-то… передать зашифрованное извещение тому-то… пачку листовок… Он никогда ничего лишнего не говорил, кроме прямых указаний, что было вполне оправданно. Но из заданий — с кем мне предстоит встретиться, кому передать то или иное — я мог составить себе некоторое представление о действиях организации, о том, что ведутся переговоры с какой-то группой офицеров.

Для деловой встречи понадобилось отыскать совершенно нейтральное место — «белую» квартиру.

Я назвал Дюси Чонтошу адрес Гезы, вернее, Шари. Тот усмехнулся.

— Трогательный брачный союз. Неужто ему суждено стать символом сплочения передовых сил нации?

Но более надежного места явки он не мог предложить и согласился, чтобы я позондировал почву.

Без особого желания и с каким-то очень неприятным осадком после этого разговора я направился на Вышеградскую улицу.

Накануне вечером я побывал в одной квартире на четвертом этаже Дворца Клотильды и передал поручение. Сравнительно беспрепятственно и без особого риска я передвигался по затемненному городу, где было введено столько всяких запретов, что соблюдать их просто не представлялось никакой возможности. Меня снабдили довольно надежным удостоверением. Не поддельным, а подлинным документом, подписанным начальником особого отдела генерального штаба. Хотя лишь господу богу было известно, что значит надежный документ, кто против кого конспирирует, в чью пользу шпионит. Улицы были почти безлюдны и полностью затемнены. Казалось, линия фронта застыла. Нам было известно, что русские стоят где-то между Вечешем и Юллё. В сущности, это было расстояние одной зоны пригородной электрички…

Меня предупредили, как звонить в ту квартиру, что на четвертом этаже. Там собралось многолюдное общество. Женщины, мужчины. Они пили, играли в бридж. Окна наглухо были задернуты шторами. По-моему, в Пеште никогда не выпивали столько спиртного, как в те недели.

Собравшиеся не должны были знать, кто я такой и зачем пришел. Да я и не предполагал, что застану там столь многолюдную компанию. Когда я вошел, все присутствующие с нескрываемым любопытством уставились на меня. Стало как-то неловко и очень досадно. Какая-то красотка, с поразительно белой кожей и с рыжими, как ржавчина, волосами, в коротком вечернем платье, воскликнула:

— А вот и посланец нового мира! Смир-но! — На нее зашикали и поспешно увели, хотя она и сопротивлялась. Пела, хохотала и даже ухитрилась помахать мне рукой: — Доброй ночи… милый лейтенантик… доброй ночи! — Она пела модную песенку периода воины из репертуара известной шансонетки Каталин Каради.

Я уже решил было повернуться и уйти, но тут ко мне подошел какой-то капитан и, взяв под руку, отвел в сторону:

— Мне кажется, вы ищете меня… Я барон Тибор Ференци.

Да, действительно я искал его.

Барон был рослый, хорошо сложенный мужчина, с резкими чертами лица и холодными синими глазами, — в общем, красавец средних лет, в полном расцвете сил. Левая рука у него была на перевязи. Хорти и его клика еще задолго до 15 октября 1944 года предприняли зондаж по различным каналам у союзников. Им удалось перебросить через линию фронта, обманув бдительность немцев, одну или две неофициальные делегации для переговоров с советским командованием. В этом начинании принял участие и барон. Но когда они возвращались, система обеспечения безопасности не сработала и их обстреляли уже по эту сторону фронта, где они поставили свое сторожевое охранение. Тогда-то его и ранило. Впрочем, он пользовался репутацией исключительно храброго человека, к тому же ненавидящего нацистов.