Колокол в колодце. Пьяный дождь

Возле сельской управы, точнее, против нее, на противоположной стороне, толпился народ. Оттуда люди глазели на окна управы, оживленно обсуждая что-то. Увидев нас, все тут же замолчали.

— Эй, мужики, бабы, почему не заходите? — окликнул их Шандор. Некоторые двинулись было вперед, но большинство осталось на месте, провожая смельчаков взглядом.

Резиденцией старика Кордаша был кабинет бывшего старшего писаря сельской управы. Кроме него, там находилось еще несколько человек, в том числе Габор Йенеи. Очевидно, это и была «директория».

Старик принял меня с необычайным радушием, как почетного гостя. Он начал с извинений за вчерашнюю проверку документов и, как бы оправдываясь, сказал:

— Небось мы знаем вас, товарищ, как видного деятеля искусств… Можно сказать, вы у нас свой человек, нашенский.

— Ваши молодцы заявили: даже у самого Иисуса Христа приказано проверить удостоверение личности, ежели невзначай забредет сюда.

— Это так, для красного словца сказано, — смутился Кордаш. Мне показалось, ему стало неловко из-за упоминания Иисуса Христа, как бы, чего доброго, я не понял это в превратном смысле. И он поспешил переменить тему разговора: — Так вот, дорогой товарищ, у нас все идет как по маслу. Как положено согласно установке. — И, словно считая себя обязанным дать полный отчет обо всем, что произошло со времени нашей осенней встречи, он начал по порядку: — Того товарища, раненого советского солдата, удалось-таки спасти. Ваша любезная супруга выходила сердечного. Потом Шандор с дружками взяли его с собой в горы… Нынче проводим запись на земельные наделы… — Сделав паузу и уже совсем другим тоном, обращаясь скорее к Шандору, чем ко мне, старик продолжал: — Но желающих не густо. Я же говорил…

Шандор слушал невеселый, даже мрачный.

— Вон толпятся на улице, на той стороне, — буркнул он.

— Неужто! — оживился старик. С поразительной легкостью он подскочил к окну, распахнул его и зычно крикнул: — Товарищи, чего не заходите? Какого черта боитесь? Это же не прежняя сельская управа. Нынче аккурат пришло самое время заколотить гвозди в крышку гроба феодализма! А ну, давай заходи! — Вот и вся его речь. Закрыв окно, он немного задумался: — А господ Вёльдеши все-таки надо бы вытурить из усадьбы, — высказал он вслух свою заветную мечту. Затем обратился ко мне: — Классовый враг, товарищ, бесчинствует без зазрения совести! — И должно быть, вспомнив что-то, тотчас спросил: — А все же… продумано ли это как следует, товарищ? Вроде мы приумножаем класс частных собственников-единоличников.

Я невольно рассмеялся:

— Уж такова установка, дядюшка Кордаш. Как же иначе зарыть нам в могилу феодализм!

Старик захмыкал, как человек, которого все еще не совсем убедили.

— Комитет по рассмотрению заявлений желающих получить землю… все же надо бы образовать.

— А зачем? — метнул Кордаш хмурый взгляд на Шандора. — Сами справимся!

Вошла высохшая, сморщенная старушка, спросила, где Кордаш. Увидев его, она старчески запричитала, жалуясь на то, что дома нечем топить, нет ни харчей, ничего, хоть шаром покати. Зять — в солдатах, о нем ни слуху ни духу, а дочь с внучком хворают. Весь дом лежит на ней, измаялась от забот…

Кордаш внимательно слушал нескончаемые жалобы старухи. На лице его не отразилось ни малейшего признака нетерпения; более того, он даже как бы поощрял ее своим сочувственным взглядом: дескать, говори, выкладывай все, что наболело на душе!.. Все его существо выражало искреннее сочувствие старухе.

Глядя на этого преисполненного сострадания человека, так близко к сердцу принимающего чужое горе, я проникся к нему глубокой симпатией.

— Ладно, тетушка Ванцак. Не горюй, поможем! — И ласково погладил заострившиеся плечи старушки, словно перед ним стояла его мать. — У нас еще есть что-нибудь на складе? — спросил он Габора Йенеи.

— Все распределили подчистую.

— В таком случае заготовь две бумажки на реквизицию. Одну в барскую усадьбу, другую Юхошу. И пошли с ней двух человек.

Шандор, все еще молча стоявший у стола, шевельнулся:

— Почему туда?..

— А куда же? — бросил старик колючий взгляд на него. Мне стало ясно, что в отношениях этих людей не все ладно, не иначе черная кошка между ними пробежала. — Мы можем посылать своих людей только туда, где есть что реквизировать.

— Да не про то я… — замялся Шандор. — Но если пса без конца дразнить, он не только огрызаться, но в конце концов и кусаться начнет.

— Тогда мы ему клыки выбьем…

Шандор молча вышел.

Кордаш, качая головой, посмотрел ему вслед, хотел было что-то сказать мне, но передумал и промолчал.

В управе становилось все оживленнее. Входили преимущественно мужчины, но пришли и несколько женщин. Бедно одетые, они принесли с собой пахнущую землей и весной свежесть мартовского дня. На их лицах я тоже заметил отпечаток нетерпеливой оттепели, предвещавшей весеннее пробуждение: видно, отлегло от сердца, страх прошел. Люди выстроились у соседнего стола и, все еще робея и переминаясь с ноги на ногу, подталкивали друг друга, дескать, иди ты первый.

— Может, я могу быть чем-нибудь полезен? — спросил я Кордаша.