Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Стоило ли ссориться из-за такого пустяка. Определение Канта, я полагаю, вы отвергаете. Марксистская же эстетика еще не внесла ясность в эту проблему. Я как раз недавно читал, что в Советском Союзе возобновилась дискуссия по этому вопросу. — Я изрекаю все это страшно серьезным тоном, но Янчи умен, проницателен: он улавливает веселые нотки, сквозящие в моей напускной серьезности.

— Не в том аспекте… не по этому поводу… — запинаясь, уточняет он смущенно.

— А по какому же?

— Насчет того, в чем проявляется красота жизни. В чем суть счастья.

К моему благодушно-игривому настроению примешивается оттенок растроганности. «Значит, и вы, ребята, затеяли споры? Выходит, извечно все возобновляется, начинается сначала?» И я уже настойчиво требую от Янчи продолжения рассказа. А сам думаю: вот растут подле нас дети… Дети ли? Мы и не заметили, как они повзрослели… и почти ничего не знаем о том, чем они живут, что их волнует. О чем они спорят. Возможно, даже терзаются в сомнениях.

— А ты как думаешь?

— Мне думается, красота заложена в самой жизни. Она, так сказать, органически слита с ней… — «Так сказать» — любимое выражение Янчи. Я же терпеть его не могу. В сочинениях его отца я частенько встречал это набившее оскомину словосочетание. Я усматриваю в нем нечто вроде позерства, бахвальства. Вот и сейчас оно раздражает меня. Но я внимательно прислушиваюсь к словам Янчи. Он с увлечением излагает мне свои мысли. И эта вдохновенность так идет ему. — Словом, красота органически связана с жизнью. Но каждому человеку приходится заново открывать ее для себя. В этом секрет счастья — уметь найти красоту, гармонию в окружающей жизни. Каждый человек — кузнец своего счастья, он должен найти его в самом себе, создать его своими руками, пользуясь тем строительным материалом, который дает повседневная жизнь. Разве нет? — И заблестевшими глазами он с явным любопытством смотрит на меня.

— Что ж, пожалуй, — невнятно бормочу я. — Вроде бы так… Да, мысль любопытная… — Я киваю, хмыкаю, однако остерегаюсь высказать определенное мнение. — А маленькая Марта? Она с тобой не согласна?

— Нет. Она говорит, что это пассивно-созерцательная точка зрения, игра в диалектику. От нее, мол, несет душком оппортунизма!.. — Здесь Янчи, немного помявшись, уточняет: — В ней-де потенциально заложен зародыш моего оппортунизма…

— Вот как!

— Она считает, что счастье можно строить, как какой-нибудь мост или небоскреб.

Я так и не уловил разницы между этими двумя точками зрения, но и не склонен был дальше расспрашивать: галстук завязан, да и теперь уже действительно пора идти. Схожу сейчас за Мартой, по крайней мере взгляну на малыша. Надеюсь, он еще не уснул. Он меня уже узнает: как только увидит — обязательно улыбнется мне. Правда, по мнению Марты, эта улыбка предназначена отнюдь не мне, а вызвана новым впечатлением. Но думаю, она не права. Ведь, в конце концов, «новое впечатление» — это и есть я!

— Словом, вы поссорились на этой почве, — резюмирую я. — А маленькая Марта готова? Пора отправляться.

Но Янчи становится передо мной.

— Дядя Бела, какого вы мнения о моем отце? — спрашивает он сдавленным голосом, но настойчиво. «Итак, назрел и этот вопрос». Признаться, я этому не особенно рад.

— Послушай, дружок, — говорю я, — сейчас не совсем подходящий момент для такого серьезного разговора…

Янчи прерывает меня:

— Знаю. Но все же давайте поговорим об этом завтра же, если можно. — В его голосе звучит настоятельная просьба. И пожалуй, чуть заметная нотка требовательности, чего я прежде никогда не замечал за ним. И как бы вскользь, чтобы дать мне пищу для размышлений до завтрашнего дня, он добавляет: — Я не разделяю его взглядов… Но многое понимаю. Во всяком случае, стараюсь понять. Ведь как-никак он мой отец. Опустошенный человек. Я это знаю. Но меня интересует и другое: что довело его до жизни такой, как он стал таким. — Янчи вопрошающе смотрит на меня, он хочет знать, согласен ли я с ним. — Маленькая Марта утверждает, будто я проявляю оппортунизм. Потребный для идеологического обоснования житейского комфорта — благоустроенного быта и мещанского уюта, которые предоставляет семейный очаг…

Янчи умолкает, так как из смежной комнаты появляется маленькая Марта. Юная, сияющая, прелестная. Янчи восхищенно любуется ею. Но неужели она так беспощадна, так безжалостна в своих суждениях? А может, она все-таки права?

— Ну что, поехали? — спрашивает маленькая Марта. Как видно, от ее внимания не ускользнуло некоторое смятение Янчи при ее неожиданном появлении. Пытливо взглянув на нас, она презрительно кривит губки: — Ты даже такой пустяк не в состоянии пережить один! — бросает она Янчи.

Янчи краснеет; мне становится жаль парня.

— Нельзя быть такой несправедливой, доченька.

— Не вмешивайся, папа. Ты не знаешь, в чем дело.

Входит Марта, веселая, улыбающаяся. На ее лице отблеск улыбки малыша.

— До чего же милый малышка! — восторгается она. — Ты много потерял, что не зашел.

Пока мы выходим и направляемся к машине, я наскоро рассказываю Марте о Вёльдеше. О завтрашней поездке. Марта удивляется: