Колокольчики судьбы

– Ну, рассказывай. – потребовала Катя, едва закрыв за собой дверь квартиры.

В такси, мчавшем их до дома, она не решалась ни о чем спрашивать, хотя ей ужасно этого хотелось.

– Что там было?

– Подожди, дай переодеться, – возразил Федор. – Не дай Бог кто припрется, а я в таком виде.

Он красноречиво указал рукой на свое платье и чулки, и девушке пришлось набраться терпения и ждать пока аспирант вернется к мужественному облику. Еще некоторое время у него ушло на то, чтобы сбегать во двор и поручить Дантеса-Жучку заботам знакомых мальчишек. Увидев вернувшихся домой людей, щенок закатил такую бурную сцену радости, визжа, прыгая и оглушительно лая, что спокойно разговаривать было совершенно невозможно.

– Ну? – нетерпеливо повторила Катя, когда все бытовые дела наконец утряслись.

– Сначала мы все расселись на креслах, – обстоятельно начал филолог, доставая диктофон. – Я сунул руку в сумку и нажал вот сюда, как ты сказала.

Он медленно протянул палец к красной кнопке и сделал вид, что нажимает на нее.

– Дай сюда, – не в силах больше сдерживать волнение девушка выхватила у него прибор, включила кнопку воспроизведения звука и прибавила громкость.

Стали слышны неясные голоса, постукивания и топот ног.

– Это я отодвигаю кресло, – пояснил Федор, услышав громкий скрип. – … Потом ваш Гольцев поздоровался…

Из диктофона отчетливо зазвучал голос доктора, задушевно приветствующего своих подопечных.

– Мы встали и стали делать что-то типа зарядки… – продолжил аспирант.

В подтверждение его слов снова раздались разнообразные шумы, стуки и шарканье.

– Мы качали головой, руками и делали вдохи-выдохи…

Бодрый голос Гольцева командовал из диктофона:

– Наклонили голову направо… Задержали… Налево… Задержали…

Около десяти минут женщины под руководством Андрея Поликарповича делали легкие разминочные движения. Диктофон добросовестно записал пыхтение старательного Федора, вращающего кистями рук.

– Потом мы снова уселись в кресла, и он поставил пластинку на патефон. С пластинки какая-то тетка начала бубнить про то, что у нас расслабляются мышцы ног, рук, шеи и так далее. Слушай, сейчас будет! – подсказал филолог.

– Вы слышите звук колокольчиков ТА-РУММ, ТА-РУМММ… Ваши веки тяжелеют… – монотонно зажурчал безликий голос.

На его заднем фоне дребезжало то, что Катя не назвала бы колокольчиками. Это больше напоминало удары двух сухих деревяшек о медный таз, и одна из деревяшек была целой, а вторая треснутой: ТАМ-ХРУММ, ТАМ-ХРУМММ…

– Мне кажется почти все женщины в комнате на этом заснули, – вставил Федор. – Я тоже прикрыл глаза и сделал вид что сплю, но все время следил за твоим Гольцевым.

– Вы слушаете колокольчики, слушаете… – голос из диктофона действительно навевал сон. – ТА-РУММ, ТА-РУМММ…

– Это что, гипноз какой-то? – поинтересовался аспирант.

– Не знаю, – пожала плечами Катя, напряженно прислушиваясь.

– Во время гипноза человеку внушают, что он должен сделать, я читал, – снова проявил осведомленность Федор. – Но на этой пластинке больше ничего не было, только "вы расслабляетесь… вы слушаете колокольчики…"

– Дай дослушать, – отмахнулась от него Катя. – Вдруг ты не заметил и тоже заснул?

– Ничего я не спал! – оскорбился филолог.

Неведомая женщина продолжала нудить про расслабление и колокольчики еще некоторое время, потом, судя по наступившей тишине и скрипу, пластинка закончилась. После небольшой паузы зазвучала музыка, в которой девушка узнала болеро Равеля. Она вопросительно посмотрела на аспиранта.

– Гольцев подошел к патефону и поменял пластинку, – пояснил тот и предупредил: – Больше ничего не будет.

Катя добросовестно прослушала запись до конца, но больше действительно ничего не происходило. После того как раздался последний аккорд Равеля вторая пластинка тоже зашипела, и в комнате начали раздаваться вздохи, скрипы, стуки. Спавшие или не спавшие женщины встряхивались, потягивались и поднимались на ноги.

– И все? – девушка подняла на Федора недоуменный взгляд.

– Все! – подтвердил тот.

– Странно… – задумчиво протянула Катя. – Ничего не происходит. Если это и гипноз, то никаких установок не дается… Выглядит как довольно стандартная техника расслабления под музыку… А может, он только сегодня ничего больше не делал, а в другие дни добавлял что-то еще?

– Вряд ли, – возразил аспирант и наморщил лоб. – Все женщины вели себя… Как бы это поточнее сказать… Привычно, что ли… Если бы Гольцев сегодня сделал или, наоборот, не сделал что-то еще, кто-нибудь из них обязательно бы сказал: "Андрей Поликарпович, вы нам укольчик забыли поставить" или что-нибудь в этом роде.

– Ты прав… – согласилась Катя. – Но это бессмысленно!

– Получается, все что мы делали – зря? – расстроился Федор.

– Ничего не зря. Я отправлю эту запись в центр. Там люди поумнее нас с тобой сидят, разберутся.

Катя старалась говорить уверенно, чтобы подбодрить товарища, но сама этой уверенности не ощущала. Занятие у Гольцева выглядело совершенно безобидным. Какой вред могли принести дребезжащие колокольчики будущему целой страны, было совершенно непонятно.

– Ой! Мне надо бежать на дежурство, – спохватилась она, взглянув на часы.