Колокольников –Подколокольный

Но постепенно мы с моим городом перестали узнавать друг друга в лицо, оба как-то изменились. Понятно, что я все равно ему благодарна и никогда никому не позволю его бранить, хули приперлись, на фиг торчите, если не нравится? Но теплоход – последний, а я люблю все последнее, если в магазине есть что-то последнее, беру не глядя, какая разница, нужно мне это или нет? Ветер, надувающий пыльную занавеску, уже кажется мне морским, как когда-то, где-то там, в детстве. Я начинаю собираться на последний теплоход, беру самое необходимое – книжку Пильняка, банковские карточки, айпод, там много фотографий сына, когда он был мал и мил, несколько яблок пожевать в дорогу, косметичку (у меня аллергия, и нужны специальные жидкости для лица) и деревянный игрушечный парусник с черными парусами из коллекции моего папы – он собирал корабли до того, как придумал собирать колокольчики. Я знаю, что мне надо на последний теплоход, там, куда он доставит меня, – хорошо, и там меня не найдут ни Аня с Сережей, ни Наташа, ни Петя, ни Дима с Олей, ни этот пень Царевнин. Они мне ужасно надоели, эти, блин, коллеги, кусачие лохи и лохушки, амбициозные лузеры, соплежуи высокой квалификации, истеричные мужики и бабы под пятьдесят, засидевшиеся в моих персонажах. Настоящие уроды! Грохочущим трамваем я приезжаю на конечную станцию и парком бегу на причал, в стеклянное здание. Оказывается, надо заполнить анкеты, они разбросаны тут же, на пластиковых стульях и на стойке неработающего бара. Все уже тут! И Царевнин в том числе, смотрит собачьими глазами, норовит прикоснуться... Петя подсказывает, как заполнять анкеты, но никто не знает, латиницей или кириллицей. К тому же у некоторых из нас такие фамилии, что возможны варианты… Вопросы какие-то идиотские, как из девчонской анкеты в школе, типа «ваш любимый цвет», но Наташа взволнована, боится ответить неверно, не так, как надо, боится, что от правильности ответов что-то зависит, вдруг не возьмут туда, куда так хочется попасть, говорит, что там, в другом городе, на далеком берегу, наконецнайдет свое счастье, там кто-то хороший и добрый оценит ее внутреннюю красоту и духовное богатство… Там она выйдет замуж по любви, и ребенок не будет видеть помойки и пробки. Аня тоже нервничает, кого-то ждет, то и дело кому-то звонит, просит Сережу подержать ее скрипку, отходит в сторонку, говорит по мобильному и украдкой плачет, и Сережа, неделю назад бросивший курить, просит у меня сигарету и передает скрипку Царевнину, подержать, пока он прикурит.Дима и Оля ссорятся из-за какой-то шкатулки, оставленной дома, к тому же Оля волнуется, что ее сфотографируют папарацци, которых нет в помине сейчас на заброшенной Северной пристани… Петя талдычит про свой очередной проект, что там, куда мы гипотетически уйдем на теплоходе, он наконец раздобудет денег на свой гениальный проект, но только его будет трудно снять не в России, значит, надо будет построить выгородку России где-то в павильоне, а это сложно…

Так, а вы-то как здесь оказались, спрашиваю я, кто вам сказал про этот теплоход? Они наперебой говорят про какие-то надписи на асфальте, листовки в почтовом ящике, ночные эсэмэски с неопределившегося номера и всякую такую чушь.

Как они мне осточертели, у каждого человека в жизни наступает момент, когда друзей надо срочно послать в дальпо-русски со всей силой. Вот и у меня момент настал, утром на Северной пристани… Наташа решает позвонить Сане, чтобы Саня с матерью тоже успели на теплоход. Аня, лучшая подруга Наташи, уже перестала плакать, подходит ко мне близко и шепчет: Наташа какая-то странная, носится с этим Саней, он ее трахнул несколько раз в прошлом году, просто по близорукости, так она до сих пор чувствует себя обязанной…

Проходит часа два, полдень давно миновал, все хотят есть и пить, жарко в стеклянном загоне, но никто не расходится… Я понимаю, что надо что-то делать, совершить поступок, сделать шаг, отличный от всего предыдущего соплежуйства, перестать играть в эти поддавки, наконец, хоть раз в жизни сделать шаг. Послушайте, говорю я, неужели непонятно, что все это розыгрыш, чья-то милая шутка, нет никакого теплохода, пошли лучше выпьем, но они не хотят уходить, и я ухожу одна, почему-то совершенно нет машин, ни одной, блин, попутки, я иду по проспекту, и трамваи мертво стоят, вот так раз, а я иду-шагаю и пройти еще смогу, но впереди неуклюже тыркается по пустой площади танк, потом другой, и люди на танках кричат непонятно… Короткими перебежками, прячась в подъездах, в подворотнях – а мимо куда-то бегут люди, бросая автомобили у тротуаров, – я добираюсь до своего дома и останавливаюсь, глядя вверх.

У дома больше нет стены, моя комната обнажена, выворочена наружу, на всеобщее обозрение, но васильки стоят на столе…

Самое смешное, что теплоход пришел, и они убрались на тот берег, куда-то туда, где уважают внутренний мир и духовное богатство, и даже успели прислать две фотографии.

 Интернет некоторое время еще работал…

3

На бульваре вскочить в пустой утренний ранний прозрачный троллейбус…