Колокольные дворяне

– Вы ждите, святой отец захочет с вами поговорить – сам к вам и обратится. Он не со всеми говорит. В Тобольске Софийская церковь – место широко посещаемое. По притвору я семенила в джинсах – мне из специальных припасов выдали юбку и огромный платок: нельзя в храм с непокрытой головой. Свечи продают у входа – 2 рубля, 1 рубль, иконки, библии и церковные календари, всем этим бабульки малюсенькие торгуют, они на одно лицо, и нет никакого на лицах выражения. Не разберешь: они раздражены или испытывают симпатию.

Указали мне дверь, скрывающую внутренние комнатки, там келья и трапезная, архимандрит готовится к богослужению. Стойте и ждите.

Вышел наконец священник – небольшого росточка, худой до истощения, черная ряса на нем, ни на кого не глядя, прошуршал мимо – и скрылся в алтарной части. В правой стороне храма собрались верующие. Судя по всему, веровали они истово – тут же упали на колени и бессчетные били поклоны до земли, осеняя себя крестом.

Священник стоял спиной к собравшимся, до меня доносился только его ровный голос.

В левой части храма готовились девушки-хористки, вот они запели удивительно чистыми и тонкими голосами. Взмахи рук капельмейстерши, но впечатление, что они держали ритм самостоятельно, интонировали сложные арии, не фальшивя. Я невольно заслушалась. В православной молитвенной песне смирение и мольба.

В конце – высокие ноты, длиннейшие фразы на одном дыхании. Солистке бы в оперу, неуместное подумалось. Голос отца Зосимы звучал более часа, в нужные моменты включался хор, и было в девичьем пении что-то языческое, искреннее и непостижимое, голоса вытягивали бесконечные мелодии, запредельно долго и высоко-высоко.

Гармонии службы красоты невероятной. Обычный ведь день, не праздничный. И коленопреклоненная паства, согбенные спины, лбы в деревянный пол. Не было ощущения искусственности, в этом городе я впервые увидела храм божий, где молитвенный экстаз не был показным.

Люди освобождались от греховных помыслов, от суеты отгораживались поклонами, защищались от суеты и порчи.

Отец Зосима будто дирижировал исподволь, направляя богослужение.

Служба закончилась, священник осенял верующих крестом, к нему мгновенно выстроилась очередь для частной беседы. Зосима выслушивал каждого, не торопясь отвечал на вопросы. Я застыла, созерцая ритуал. Когда архимандрит поравнялся со мной – осмелилась спросить, могу ли я надеяться на личную встречу.

– Приходи завтра в одиннадцать. Тебя зовут как?

– Светлана. Мой прадед работал когда-то в Благовещенской церкви. Васильев Алексий, настоятель.

– Ты приходи завтра. Сейчас молитва у меня вечерняя. А ты поклонись святым мощам отца Гермогена. – Рукой повел: – Вон там.

Я долго стояла над святой ракой с чернеющими сморщенными останками. Выполнила, что отец Зосима наказал.

Огляделась еще раз, собор необычайно красив изнутри. Отделан любовно, золотые оклады икон. Сверкающий иконостас, чаши со свечами, растекающийся запах ладана. Число собравшихся на службу уменьшалось, я тоже тихонько направилась к выходу, оставив в сундуке, доверху набитом предметами одежды «для неподготовленных посетителей церкви», юбку с завязками и платок.

В задумчивости потом двигалась к смотровой площадке, очень хотелось на те дома посмотреть, что внизу.

На скамеечке по пути следования, у музея, мой давний знакомец сидит – на этот раз в полной экипировке Кота Бегемота. «Ничего не делаю, примус починяю», – ну да. В точности.

И глаза кружка́ми темных очков скрыты, тросточка при нем и потертый кожаный портфель, тоже черный, естественно. Володя будто специально меня дожидался. А может, и правда ждал:

– Хочешь, спустимся по ступенькам? Пройдем по улочкам к губернаторскому дому – у меня ключи есть, я раздобыл. Покажу тебе, как комнаты Царской Семьи выглядели. Но ремонт там, ты помнишь. Так что визит – секрет.

– Пойдем, конечно. Ты знаешь. Я сейчас службу в соборе слушала. Впервые так хорошо мне было в церкви. Никогда раньше не видела, чтобы верующие молились так истово. И до сих пор мне голоса хористок слышатся, удивительные голоса! То ли плачет, то ли исповедуется, экстатическое пение.

– Студентки нашего колледжа искусств. В Софийском соборе, конечно, лучшие поют. И верующие. Да у нас весь город богомольный. Традиция. В городе 19 работающих церквей! А когда-то было 33.

Люди по субботам и воскресеньям идут в Божий храм, а главное – они задают вопросы. То, что за неделю накопилось, нужно непременно священнику сказать. Советуются. Тобольские храмы вовсе не декорация.

– Володя, об одном спросить бы у кого-то, да не у кого. Меня смущало и смущает в людях, называющих себя верующими, это ожидание непременного (а часто и требование: «помоги немедленно!») – вознаграждения от Господа. В обмен на веру. Я помолилась, и Бог мне помог. «Боженька меня спас», как говорит одна моя знакомая, очень часто. А если не помог, «не спас» – не молилась бы? И вот это ощущение избранности: «Я верую!» Любовь ко всему человечеству в целом и к себе… а к конкретным «остальным людям» – нечто вроде презрения. Никогда не обращал внимания? А ты верующий, Володя?