Колокольные дворяне

Здесь и чаепития, и беседы. Службы церковные проводились, когда церковь Семья уже не посещала, не разрешалось. Есть разные свидетельства, как именно императору жилось в Тобольске, но воссоздают праздничный вариант: Тобольск – ангел-хранитель Царской Семьи.

Интерпретации, бесконечные интерпретации, нет ничего, что можно утверждать наверняка. Каждый отстаивает свою версию. Главное – версию себе выбрать из множества. Потом ее железно придерживаться, доказательства для самых противоположных мнений находятся.

Смеркалось, но разглядеть очертания предметов пока еще возможно. Комната просторная. Основательный письменный стол, небольшой столик грецкого ореха, изящно инкрустированный, – для игр в шахматы и послеобеденного чтения. Распорядок дня в семье соблюдался тщательно.

У стены стоял черный кожаный диван. Подозрительно новый.

– Наверное, недавно привезли? – спросила я машинально.

– Света, его специально изготовили, как и всю остальную мебель в комнате. Не оптовый продукт, штучный. Если бы ты видела, в какое плачевное состояние пришла подлинная мебель, ты бы не удивлялась. В кино реальность воссоздают, я сам немного поспособствовал однажды. И в музее конструируют, но дают посетителю полную иллюзию, что он в самом настоящем Доме Свободы. Мало ли, пыль вытерли, обновили. В Екатеринбурге Царю было плохо – вот там и дом Ипатьевский снесли, никаких экскурсий по местам трагедии, зачем людей волновать? А здесь Царю было хорошо. Ну, допустим, это правда. Есть фотографии с дровами бесконечные, он перед балконом маршировал – благо забор поставили. А суть в том, что он к движению привык. Мы вот рассказываем, что Царская Семья по городу свободно гуляла. А не было такого. Только внутри двора. Вот он и маршировал – сложен атлетически, вымуштрованный солдат, спортсмен и акробат, он не хотел превратиться в развалину, на спасение при жизни надеялся. Не о спасении на небесах грезил, а о вполне реальных людях мечтал, что придут и спасут Царя-батюшку. Никто не пришел.

Один Гермоген его пытался спасти, за что и поплатился. Триста всадников, истово ожидаемые Царицей, так и не пожаловали. Она ведь почему в кресле передвигалась? От обездвиженности ноги стали отказывать. Проблемы с желудком непередаваемые, боли. Ни прогулок, ни любимой яхты «Штандарт». И Цесаревич Алексей невыразимо страдал, ему тоже движение необходимо, он однажды в знак протеста стал по перилам вниз съезжать прямо на улицу. Подвижный мальчик. Съезжал, пока не ушибся сильно, и снова слег. Сказки рассказывать будут разные, а правда груба: все, что после отречения последовало, – трагедия и катастрофа, от первого до последнего дня.

– Бабушка мне рассказывала, что дочки царские бритые приехали, после тифа. Нигде не могу подтверждений найти, их только с длинными косами по плечам изображают.

– Опять-таки интерпретации. Снимков множество. Любой берут, подписывают – великие княжны во время ссылки в Тобольске, – и есть иллюстрация в книге. Нечистоплотность авторская. Да какие они авторы? Та же камарилья, что ославила Царицу немецкой шпионкой, а Царя низвергла до карикатурных характеристик: слабоумен, безволен. Слабоумие тогда Россией овладело, и не в последний раз, к сожалению, – аристократы и интеллигенты подыгрывали авторам жестокого сценария развала страны. Только ослабь поводья – и лошади понесли. Да он и не ослабил, нет. Николай II, при всех его недостатках, был человеком твердой воли и крепкого разума. В момент отречения – да, устал. Смертельная усталость, закончившаяся гибелью империи. И сам монарх убиенный, и семья его уж сколько лет – герои трагедии, достойной шекспировского пера, ты права была. Нет, куда круче сюжет.

– Ну, вот ты и согласился: вполне шекспировские страсти. Я все жду, когда закончится поток документальных расследований, художественных романов и напишут великую трагедию погубленной любви. Одно правда – Царь Николай беззаветно любил Царицу Александру, супругу свою венчанную, и пятерых детей.

– А Россию – любил? Ладно, пьеса еще не написана, а мы отвлеклись. Бритоголовые царевны. Верно. Они ведь сюда после жесточайшей кори приехали. Тогда то ли лекарства с ртутью были, то ли из предосторожности, – но остригли их полностью. Есть фотографии – пять прелестных головок, все пятеро – обриты наголо. Бабушка твоя верно говорила.

– Мало она говорила, но ни слова лжи. (Внизу: из семейного архива автора. Единственное сохранившееся фото Елизаветы Алексеевны Васильевой-Гребениковой)