Колокольные дворяне

И еще один вопрос у меня, мы уже коротко затрагивали эту тему. Вы сказали: «Я проректор по науке всего лишь, духовность более важна». С тех пор думаю – а духовность эта, она как и в чем проявляется?

Когда вы ощутили бы, что вы уже в состоянии и научной частью, и духовным воспитанием заниматься? Что показатель? Отсутствие сомнений, соблазнов, искушений и греховных помыслов?

– Сложно ответить, вы поймите. Я почему о науке так пренебрежительно…

– Извините, что перебиваю, но я, напротив, чувствую свою ущербность, если есть пробелы в знаниях на ту или иную тему, а в семинарии преподают философию.

У вас накоплен багаж глубоких знаний, и это чувствуется в беседе, что и настраивает определенным образом. При этом рассудительность и доброта в ваших словах. Любую дискуссию выиграете с деликатностью, умея не задеть чувства своего оппонента…

– Хорошо, но пассаж насчет дискуссий оставим на вашей совести, это целый пласт бытия. – Отец Петр задумался, но я о сказанном не пожалела. О сложном он говорит запросто, не боится неожиданных вопросов и на удивление терпелив.

Он снова сосредоточил на мне взгляд и продолжил:

– Чем отличается образованность от духовности, в этом вопрос? Я как могу сформулировать это… Дело в том, что интеллект – такая вещь, один ученый ее сравнивал с мышцей. С наскока возьмешь томик Шлейермахера – никогда в жизни больше трех страниц не прочитаешь. Точно так же, как подойдешь и возьмешь гирю девяностокилограммовую – два-три раза поднял, и все, потом у тебя ни желания, ни сил не будет. Все должно быть постепенно. Интеллект, как отчасти и физические способности, развивается усидчивостью, постоянными занятиями и так далее. Как у знаменитого атлета, так и у научного спортсмена, который имеет серьезные достижения, на определенном этапе возникает ощущение, что «я превзошел других», то есть вопрос в том, что человек достигает высоких ступеней. И кажется естественным, что теперь соревноваться с дилетантом – для чемпиона или общаться со среднестатистическим студентом – для интеллектуала скучно.

Так или иначе, возраст и нагрузка постоянная – и возникает чувство превосходства, вознесенности собственной над другими. По-духовному это называется гордостью.

А гордыня – самый трудно выкорчевываемый грех. Избавиться от гордости, особенно когда есть какие-то для того основания и предпосылки, – от нее избавиться практически невозможно. Всегда остается она на самом пакостном уровне, на генном – и никуда от нее не денешься.

Возноситься священнику ни в коем случае нельзя, кем бы он ни был – никак нельзя. Любому ученому можно хвастаться и гордиться: я доктор наук, только я один могу об этом судить. – Тут отец Петр засмеялся, и странно было бы, если бы сохранял серьезность, причем святой Гермоген, портрет за проректорской спиной висит, мне показалось, тоже саркастически улыбнулся… а впрочем, у архимандрита лицо на портрете довольно издевательское, особенно взгляд. – У меня есть знакомые, которые нередко полемику свою заканчивают словами – ну, в конце концов, я доктор наук, я лучше знаю.

– Это же не всерьез заявляют, наверное.

– Тем не менее нередко так получается. А человек, так скажем, призванный несколько по-другому, оказывается в рамках закона духовного. И если посмотреть – у нас помимо истории, помимо сугубо философских богословских занятий, есть прекрасные духовные чтения, в этих книгах нередко находим жизнеописания тех людей, которые достигли Царствия Божьего.

Спасение – это то, ради чего мы в церкви живем, и вот во многих книгах – жития святых, патерики – описывается образ обычного христианина, который, может, ничего выдающегося и не сделал, но достиг своей духовной цели – и он прославленный святой. Мы здесь, живя на земле, к нему обращаемся, к тому же Святителю Иоанну.

Действительно, жизнеописания святых сейчас являются как бы инструкцией – как жить, чтобы спастись. Ни Кант, ни Гегель к святым не относятся, а вот какие-то простецы, которые ни читать, ни писать не умели, а отдали все свое сердце на служение Богу, – таких сотни, если не тысячи.

Святитель Иоанн Тобольский был ученым, он переводил с латыни на славянский язык многие книги, он профессор Киево-Могилянской академии, в то время она так еще называлась. До того как его сюда отправили, он активно занимался просвещением, у него была своя типография. Очень много трудов и переводов его собственной рукой написаны. Настоящий ученый был, на хорошем уровне.

Тем не менее, когда он оказался здесь, в Сибири, уже в преклонном возрасте, он прославился и достиг Царствия Божьего отнюдь не научными трудами, а тем, что он был очень странноприимный, любил принимать и угощать гостей, он нищих кормил – организовывал социальные обеды. Нагружал обоз обедами и ездил по окраинам города, кормил нищих.

Здесь была тюрьма, вы видели – на соседнем холме тюремный комплекс.