Колонисты

За Длинным домом, на поляне, ярко горели костры. С поляны доносился шум. Уже сами эти звуки, которыми индейцы выражали свое возбуждение, напомнили Филипу, что он находится среди представителей иной культуры. Звуки Бостона, например в лекционный день или в День благодарения, были другими. В такие дни там слышались смех, шутки, оживленные восклицания и ругательства. Индейцы же издавали высокие пронзительные крики. Смутное беспокойство охватило Филипа. Он понял, что так и не узнал этот народ. За тот год, что Филип провел у Нанауветеа, он соприкоснулся с жизнью резервации только один раз, когда вслед за Вампасом отправился в Дом горячих камней. Воспоминание не из приятных. Остальное время он общался только с индейцами-христианами — теми, кто любил и уважал Нанауветеа. С ними у Филипа было много общего. Но те люди, с которыми молодому человеку предстояло встретиться через несколько минут, внушали ему опасение. Внезапно он почувствовал себя Давидом, вышедшим в одиночку сражаться с филистимлянами. Но у Давида по крайней мере были праща и камни.

Неожиданно у него сдавило грудь. Чем ближе был рев толпы, собравшейся на месте для игр, тем труднее Филипу становилось дышать. «Нет! Не сейчас! — взмолился молодой человек. — Только не сейчас!» Однако чем усерднее он пытался справиться с неприятным ощущением, тем сильнее оно становилось. Казалось, его грудь сжимают чьи-то гигантские руки. Филип начал хрипеть и задыхаться. Со дня последнего приступа минуло несколько месяцев. Месяцев настоящего блаженства.

Филип изо всех сил старался не упасть. Он свернул с дороги и, спотыкаясь, на ослабевших, непослушных ногах пошел к Длинному дому. Спина молодого человека изогнулась дугой. Пошатываясь и кашляя, он кое-как доковылял до дома и, прильнув к его стене, укрылся в тени — Филип не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его в таком состоянии. Стоя в самом темном углу, он вспомнил о Витамоо и Нанауветеа и подумал, что они очень расстроятся. Конечно, они поймут и простят его. Скажут, что он сделал все, что мог.

— Нет! — воскликнул Филип. Он не хотел их сочувствия. Он не хотел оправдываться. Он не хотел оказаться побежденным. «Господи, помоги мне выдержать этот экзамен!» В следующий миг молодой человек почувствовал сильнейшее жжение в груди. Филип упал на колени и согнулся пополам, хрипя и кашляя. Он пробовал встать — и не мог. «Господи, помоги мне!» Его пальцы судорожно хватали землю. Пытаясь поймать ртом воздух, он поднял голову. Его рука наткнулась на камень; Филип сжимал его до тех нор, пока пальцам не стало больно.

«У Давида были по крайней мере праща и камни».

Филип взглянул на камень, который держал в руке, и вновь повторил про себя: «У Давида были по крайней мере праща и камни».

Нет, это — голос страха. Не камни помогли Давиду победить. Не камни сделали его смелым. Победу ему даровал Господь! «И узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо это война Господа»[35]. Филипу были не нужны камни Давида. Ему нужен Бог Давида.

В эту минуту, стоя в тени Длинного дома и прислушиваясь к возбужденным крикам индейцев, Филип вверил свою судьбу Господу.

Игорным домом служила постройка, сделанная из четырех длинных (около восемнадцати-двадцати футов), вбитых в землю шестов. Шесты были соединены горизонтальными поперечинами — на них висели ставки играющих: выделанные шкурки, вампум[36], ожерелья из белых раковин и связки черных раковин. В два раза дороже вампума ценились черные раковины с синеватым отливом. Каждое племя выбирало своего представителя, который кидал раскрашенные камешки — так же играют в кости. Вампас должен был играть за наррагансетов.

Филип неуверенным шагом подошел к «игорному дому». Костры пылали так ярко, что о времени суток напоминало только звездное небо. На поляне собралось великое множество индейцев. Здесь можно было увидеть представителей самых разных племен. Разыскивая Вампаса, Филип пробирался сквозь толпу, то и дело заглядывая в лица мужчин. У большинства из них лица и тела были расписаны кругами и полосами — в основном красными (кроме того, индейцы использовали желтую, зеленую, синюю, белую и черную краски). Филип видел приземистых индейцев с кисетами табака, высоких индейцев в ожерельях и браслетах, индейцев с перьями в волосах, индейцев в шкурах и кожаных штанах, индейцев, в одежде которых встречались элементы колониального стиля, индейцев, чьи прекрасно сложенные фигуры одежда едва прикрывала. Над головой Филипа плыл сизый табачный дым; многие индейцы насквозь пропахли ромом.

Внимание всех присутствующих было приковано к «игорному дому». Наррагансеты стояли с одной стороны от него, а вампаноаги — с другой. И гости, и хозяева держали в руках связки вампума, кричали, делали ставки, толкались, вытягивали шеи — им хотелось получше разглядеть то, что происходит в «игорном доме». Филип благодаря своему росту мог следить за игрой поверх голов.