Нельзя не заметить, что при устройстве Николаева Потемкин действовал несколько иначе, чем при постройке Екатеринослава и Херсона. Здесь меньше желания произвести эффект, больше выполнимых, практичных проектов; есть даже желание устраивать кое-что «без затей». Потемкин, очевидно, разочаровался в Херсоне; по крайней мере, он, как мы видели, убедился в нездоровом климате занятой им местности. Впрочем, и во время строения Николаева погибло немало народа, и это обстоятельство сильно огорчало светлейшего. «А теперь только скажу, – пишет он в одном письме, – о числе умерших, которых не могло бы больше и в чуму пропасть. Что прибыли доставать людей, ежели их морят, как нарочно. Вам бы надлежало мне доносить правду. А я не знаю, как вам не совестно скрывать от меня истину. Я определял людей к работе, да и еще и с заплатою, а из сего сделали каторгу. И по несчастью, как везде мое имя, то они могут думать, что я тиран, а вместо того мучают другие, а потакаете вы»[121]
. Из этого документа видно, что работы были очень тяжелы, если сам Потемкин называет их каторгой и тиранством. Не обходилось дело и без хищений казенных денег. «Пора отстать, – пишет Потемкин, – от мошенников подрядчиков, кои истощили суммы и все недостатками подчивали. Чрез них разворовано много»[122].Далеко не все предположения и предначертания Потемкина относительно Николаева осуществились: многое, по смерти его, было оставлено втуне; его преемник Зубов вовсе не желал продолжать начинаний своего предместника, а хотел, в свою очередь, оставить намять о своей деятельности в новом городе Вознесенске. Но, несмотря на это неблагоприятное обстоятельство, Николаев не захирел, подобно Екатеринославу, а стал развиваться и даже конкурировать с Херсоном. Об его росте свидетельствуют следующие факты.