Колосок с Куликова поля

Да, Черный Дым так не отгонишь, — подтвердил я. —Но есть все-таки богатырь, который может с ним справиться.

— Какой богатырь, кто?

— Свежий Ветер. Давайте позовем его на помощь.

И мы, сложив рупором ладони, стали кричать:

— Свежий Ве-те-ер! Прогони Черный Ды-ым!

...ы-ым, ы-ым, — откликнулось эхо за рощей.

— Услышал, услышал! — радовались девочки.

Не знаю, как уж там получилось, но когда мы снова взглянули на небо, то увидели, что дым круто повернул в сторону от берёзовой рощи и рассеялся над городом.

Спутницы мои были в восторге. Мы долго гуляли с ними по зимней березовой роще, которая подарила нам немало различных чудес: и старый пень в снежной, сдвинутой набекрень шляпе, и стайку красногрудых снегирей на рябине, и совершенно зеленые листики земляники, которые мы выкопали из-под снега.

На детской площадке возле летних построек пионерского ла­геря мы увидели серьезного розовощекого мальчугана лет пяти. Он старательно рисовал прутиком на снегу ка кие-то замыслова­тые фигурки, кружочки и палочки. Рядом по тропинке прогули­валась молодая женщина, видимо, его мать.

— Костик, ты чем так увлекся? — спросила она.

— Я Главный Конструктор, мама, — ответил он. — Не мешай мне работать.

— Ой, какой серьезный... — переглянулись между собой де­вочки и рассмеялись.

— А что вы смеетесь? — сказал я. — Не забывайте, что Чер­ный Дым еще на свободе. Вот Костик вырастет и придумает та­кую ловушку, из которой тому уже никогда не вырваться. И да­же заставит его делать добрые дела.

И девочки, оглянувшись, посмотрели на розовощекого Глав­ного Конструктора с заметным уважением.

Оттаяла макушка

У лысого бугра,

И пахнет свежей стружкой

С колхозного двора.

Как славно жить на свете,

По лужицам шагать,

Ловить упругий ветер

И все же не поймать.

У солнышка на небе

Улыбка— до ушей,

И шарики на вербе

Пушистые уже!

У СТАРОЙ МЕЛЬНИЦЫ

Стояла весна. Было солнечно, просторно, от земли поднима­лись теплые испарения и дрожали в воздухе. Бугры и лужайки покрылись мелкой зеленой травкой. На ней уже паслись коровы и овцы, а между ними весело прыгали ягнята, впервые выпущен­ные из тесных хлевов на волю.

В низинах и канавах еще стояла вода. Оттуда, уже с самого утра далеко по всей округе слышались лягушачьи концерты.

В это время и приехала Маша на выходной день в Большие Ключи проведать бабушку Фросю. Приехала она еще вчера, с вечерним автобусом, а сейчас нежилась под одеялом на печке или, как она сама говорила, на «втором этаже». Рано утром к ним забежала соседка тетя Валя.

— Прямо не знаю, что делать, — сокрушалась она. — На сеял­ке нынче работаю, у дальнего леса. А с кем Алешку дома оста­вить — ума не приложу...

— Я тоже на работу иду, горох сортировать, — ответила ба­бушка.

Четырехлетний Алешка с плутоватыми глазами стоял тут же, время от времени выглядывая из-за материной юбки.

— Ладно уж... — сказала из-под одеяла Маша, — Я побуду с вашим Алешкой. Только пусть он меня слушается.

Тетя Валя очень обрадовалась, назвала Машу умницей, стро­го наказала сынишке слушаться ее и ушла. Вскоре дети остались одни. Маша накормила Алешку простоквашей с булкой, поела сама и повела его на улицу. Там она села на бревна и стала смотреть на Алешку. А он, заложив руки за спину, смотрел на нее. Прошла минута, пять, десять...

— Алексей, займись чем-нибудь, — строго сказала Маша. — Поиграй. Что у нас бездельничать некому?

И она выразительно посмотрела на рыжего кота, который грелся на солнышке под окном. Алешка, словно очнувшись, нето­ропливо пошел по двору. На загородке палисадника он заметил воробья.

— Гам, — сказал он. — Гам-гам!

Но воробей не испугался. Он вертел головой и бусинкой-гла­зом презрительно смотрел на мальчика. Тогда Алешка замахнул­ся на него, и воробей неохотно улетел. Мальчику эта игра, види­мо, понравилась. Он нашел на молодой изумрудной крапиве жу­ка в черных крапинках и на него сказал «гам-гам». Но жук тоже не испугался.

— Алеша, — позвала Маша, — отойди от крапивы, она жжет­ся. И вообще, что у нас гавкать, что ли, некому?

И она серьезно посмотрела на старого и ленивого пса Узная, дремавшего возле конуры.

Алешка вздохнул и стал играть в работу. Поле пахал, горох сеял, надувал щеки и трещал, как трактор. Маша смотрела, смот­рела и пошла ему помогать.

За палисадником мелькнула белая, похожая на созревший одуванчик, голова и пропищала:

— Маша-простокваша!

В тот же миг, словно в мультфильме, этот одуванчик выгля­нул уже из-за погреба и тоже пропищал:

— Маша-простокваша!

И так повторялось несколько раз.

— Санька и Ванька! — крикнула Маша. — Чего вы прячетесь? Хватит дразниться, идите к нам.