Колосок с Куликова поля

Близнецы мгновенно вылезли из своих укрытий. Сначала в де­ревне их никто не мог отличить друг от друга. Даже отец с ма­терью и то с трудом разбирались. Но однажды Санька рассек се­бе затылок о старое колесо от трактора, медичка выстригла ему волосы и наложила шов. А когда ранка зажила, на ее месте ста­ла расти черная прядка. По ней-то и отличали теперь их в де­ревне.

— Вас одних дома оставили?— спросила Маша.

— А чего ж, мы большие, — солидно сказал Ванька.

— Нам на тот год в школу уже, — подтвердил Санька.

«Большие-то большие... — думала Маша. — А присмотреть и за вами не мешает, раз уж я тут за няньку у вас».

— Поиграйте с нами, а то нам с Алешкой скучно, — схитрила Маша.

И близнецы тоже стали играть в работу.

А в это время шел по деревне третьеклассник Васька. Обык­новенный мальчишка, как и все. Только очень любил проказни­чать. Посадил однажды к бабушке Фросе в трубу грача. Откры­ла она вьюшку, чтобы сажу вычистить, а грач обрадовался свету да как гаркнет:

— Ка-аарр!

Бабушка Фрося так и присела от испуга. Потом три дня печ­ку не топила — подойти боялась.

А то как-то накрыл маленького Алешку кормовой корзиной. Насыпал ему туда бобов, чтобы не скучал, а сам убежал. Алеш­ка играл, играл и уснул. А мама его ищет везде — и в огоро­де, и на речке — с ног совсем сбилась. Насилу отыскала под корзиной.

Так вот и проказничал Васька. И вдруг не стало ему в дерев­не житья: люди узнали, кто им делает разные неприятности, и стали стыдить его на каждом шагу. Упадет со сруба ведро в ко­лодец, прибежит в избу кошка с привязанной к хвосту погремуш­кой — всем сразу ясно: это дело Васькиных рук.

«Откуда они знают? — удивлялся Васька. — Ведь я все украд­кой делаю, рядом никого не бывает».

Надоели Ваське укоры да попреки и захотелось ему сделать что-нибудь особенное, чтобы люди восхищались и хвалили его. Но кто будет им восхищаться, когда вся деревня в поле, на посев­ной? И когда Васька увидел Машу и мальчишек, то очень обрадовался: вот они, зрители!

Теперь оставалось придумать, чем бы их удивить. Но это для Васьки было раз плюнуть.

— Эй, пацаны! — крикнул он, подходя. — Айда со мной на ста­рую мельницу.

— Зачем? — спросила Маша.

Она знала, что от Васьки хорошего не жди, и держалась на­стороже.

— Купаться, зачем же еще, — беспечно ответил Васька.

У Саньки и Ваньки одновременно заблестели от восторга гла­за, а через миг близнецы так же одновременно поёжились.

— Не... Вода ледяная.

— Так ведь купаться я буду, чудаки, — снисходительно объ­яснил Васька. — А вы на берегу посидите, посмотрите.

— А не забоишься?

— Я забоюсь?— обиделся Васька. — Да я, может, скоро «мор­жом» стану. Видели по телевизору таких людей, которые зимой в проруби купаются?

— Видели, видели, — сказала Маша.— Только «моржи» по­степенно закаливаются, а не сразу в прорубь прыгают.

— И я постепенно. Я, может, уже всю зиму закаливался, сне­гом по пояс обтирался. Так что для меня вода теперь в речке, как парное молоко.

— А рыбку мне поймаешь? — спросил Алешка.

— Рыбку? Само собой. Да я вам даже раков под берегом на­ловлю, там много в норьях живет. Зажарим их в костре... Айда, пацаны!

И ребята сдались. Маша схватила было за руку Алешку, что­бы остановить, но потом поняла, что ребят ей все равно не удер­жать, и пошла вместе со всеми. К тому же ей самой хотелось по­смотреть, как Васька будет ловить раков. Если он, конечно, не врет.

Старая мельница находилась от деревни километрах в двух. Самой мельницы уже давным-давно не было — от нее осталось только название, глубокий омут да несколько корявых ветел на берегу. Речка после полой воды уже успокоилась и вошла в свое русло. Вода в ней была тихая и чистая. В тех местах, где берега были поцарапаны льдинами, успели распуститься желтые цветы мать-и-мачехи. Сильно пахло нагретой землей, высохшими водо­рослями, валявшимися там и сям.

На взгорке, под ветлой, они увидели забытую копну осоки.

— На избушку похожа, — сказал Алешка.

— Только без окон, без дверей, — подхватили мальчишки.

— И без трубы.

— Давайте сверху дыру прокопаем!

И ребята дружно, с разных сторон, полезли на копну. Осока за зиму слежалась, и на ней хорошо было валяться. Как на со­ломенной крыше. Малыши подняли возню, пытаясь побороть Ваську, но он их все-таки всех уложил крест-накрест. А потом чтобы не огорчались, решил их порадовать и хотел поджечь копну.

— Костер будет — сила!

Но тут неожиданно запротестовала Маша:

— Сено ведь, зачем поджигать?

— Какое сено? Осока! — презрительно сплюнул сквозь зубы Васька. — Да и прошлогодняя она.

Но Маша уперлась — и ни в какую.

— Если спалишь — бригадиру расскажу, — твердила она. — Сено колхозное, его осенью здесь забыли.

— Ну и ябедничай, — обиделся Васька. — Подумаешь, расска­жет она... Да кому нужна эта дурацкая копна? Уж ее мыши всю изгрызли.

Мальчишки, конечно, были на стороне Васьки.

— Ябеда, ябеда! — вразнобой закричали они. —Пятница-ребятница! Чего за нами ходишь, иди отсюда.

Но Маша не уходила. Ей вдруг стало обидно за бабушкину корову. Она недавно даже березовый веник съела, а тут хотят поджечь сено. И Маша, сжав кулаки, стояла на своем.