Кольцевой маршрут

Личина сползла, и обнажила чудовище. Его глазницы были пусты. Бугры и вдавленность щёк, сжатые губы лишь обрисовывали то, что было закончено много позже — в Беркене, лагере Остбрюк или Хольцгамме, в одном из дьявольских цирков на краю мироздания — гиблом, перевёрнутом месте, в одночасье утратившем всё человеческое.

Лишённом надежды.

— Junge[2], — произнёс Фолькрат почти нежно.

А потом…

Давление пальцев на моей шее внезапно ослабло. Фолькрат издал гортанный звук, изумлённо взглянул на меня и начал заваливаться на бок.

Потом упал.

И словно камень отвалился с груди — в лёгкие хлынул воздух!

Трава зашелестела. В опрокинутом своде небес сквозь дурманную муть проступили очертания знакомой фигуры, и знакомый до боли голос насмешливо произнёс:

— Хайль, Эрих!

Помолчал и добавил:

— Умеешь же ты выбирать друзей!

________________________

[1] Schwuchtel (нем.) — лицо нетрадиционной ориентации. Грубое ругательство.

[2] Junge (нем.) — мальчик; (разг.) — дружище.

Глава 20. Драгоценности

Польмахер приблизился и сел передо мной на корточки.

Его лоб пересекала тугая повязка, левый глаз был подбит, а кровоподтек под носом наливался пасмурной синевой.

Хорошо я его отделал!

Впрочем, он тоже не подкачал. Я попытался сесть, и рёбра взвыли валторной. Видимо, к перемене погоды. По крайней мере, я надеялся, что в теле осталась хотя бы одна целая кость. Как бонус для будущих археологов.

— Ну что, Эрих? Не теряешь времени даром?

— Мф-ф…

Даром — за амбаром. Мрачное строение из пиленых досок приковывало мой взгляд, словно магнитом. Полуоткрытая дверь. Из провала пахло совсем не зерном, а соляркой и чем-то вроде резины. Запах медикаментов тоже присутствовал, но целительный чай так подействовал на мои рецепторы, что идентифицировать вещество не представлялось возможным.

Кровь? Спирт или наркотик?

— Можешь говорить? — шепнул Полли.

— Мг-х…

— Это Фолькрат?

— Да.

Трава захрустела — к нам подходил кто-то ещё. Двое, судя по голосам. Полли что-то спросил — не у них, а у того, кто лежал под ногами: видимо, аптекарь был ещё жив. Я услышал тихий прерывистый шепот и смешок, а потом стон, когда кто-то из этих амбалов наступил лежащему на пальцы. Опять расспросы и стон. Быстрый визгливый выговор: фризская тарабарщина.

«Дай-ка мне зажигалку!» — приказал Полли. Колоссальным усилием воли я перекатил голову вправо, но увидел лишь тени, сгрудившиеся над поверженным телом. Духота подступила под горло, я не мог больше дышать. Мучительный стон. И вдруг крик — почти женский, скулеж отчаянной, невыносимой боли, оборвавшийся так внезапно, что тишина зазвенела в ушах.

— Дьявол! — выругался Полли. — Хайни, засранец!

— Он что — сдох?

— Сдохнет…

Полли со свистом втянул воздух сквозь зубы. Его лицо снова выплыло передо мной — как диск этого проклятого солнца, что высверкивало, а потом скрывалось в вихрящихся облаках. Лицо-маска, сквозь которую с насмешкой и яростью выстреливали глаза.

— Эрих? Не спи, дружок!

— Мх-х…

— Можешь говорить? Этот скот вырубился, Хайни переборщил. Где его вещи?

— М?

— Вещи! Всё, что он вывез из лагеря. Деньги, документы, камень… Что-то знаешь про камень? Он сказал? Где наш комендант хранит своё барахло?

Я закрыл глаза. Тогда он хлестанул меня по щекам, вправо-влево, не слишком сильно, но резко и встряхнул, одной рукой держа за шиворот, а другой — выкручивая ухо.

— Проснись! Я дважды не повторяю!

— А, с-с…!

Резанувшая боль разорвала пелену тумана. Челюсти разомкнулись… И не смыкались, пока я не выплеснул всё.

А потом иссяк.

* * *

— Здоров ты ругаться! — оценил Полли.

Видимо, я потерял сознание.

Но лишь на секунду.

Вокруг по-прежнему шумел лес и качались деревья — еловые и сосновые лапы вперемешку с буйной багряно-лиственной зеленью. Птицы заливались шумно, на все лады повторяя ретороманские корни, увенчанные матерной скороговоркой из Новой Гвинеи.

— Дать зажигалку? — вмешался один из подручных. Нагловатый с ленцой голос воскресил в памяти сцену в мастерской: именно этот чернявый типок вымогал деньги у Траудгельда. А получив отлуп, отвалил в сторону Эгера.

Очень жаль. Нужно было придать ему ускорение.

— Нет, — бросил Полли. — Проверь лучше, как там наше сокровище. А здесь я разберусь сам.

Не дожидаясь, пока он разберётся, я попытался активировать колени и ступни. Безрезультатно. Половина тела от пояса и ниже превратилась в металлолом. Машинист, управляющий всем этим ансамблем, отправился в долгосрочный отпуск.

Влип! Вот же…

Колокол опять зазвонил. Размеренный басовый «бом-м» разносился по округе и застревал в шифоновых складках туч. Сколько же времени? Добрался ли Меллер? А если да — то был ли он достаточно убедителен, чтобы всколыхнуть бюрократическую трясину, пропитанную ложью и коррупцией? Эй, люди, Альбиген вот-вот превратится в осколки! Не пора ли призвать королевскую рать?

— Что ты бормочешь? — Полли наклонился ко мне. — На что смотришь?

Его взгляд переполз выше и впился в амбарную черноту.

— Ури! Проверь-ка этот сарай!

— Сейчас.

Скрипнула дверь.

Было слышно, как посланец возится там, чертыхаясь в темноте.

— Myn God!

— Что?