Скорее, разгороженный надвое склад-операционная — двойственная природа Фолькрата проявилась и здесь. Отличное поле для игр для тех, кто привык играть в кости. В буквальном смысле этого слова.
Затхлый и сырой сквознячок омывал наспех сбитые стеллажи, заставленные, как в аптеке, склянками и коробками с пурпурной эмблемой фармацевтической ассоциации «Тева». Развешенный в строгом порядке и по ранжиру комплект мясника — от миниатюрного скальпеля до костной пилы. Стальные крюки. Всё промытое, но в пятнах оксидной пленки — признак недостаточной дезинфекции.
Да уж, здесь было на что посмотреть!
Однако время уже поджимало. Оторвав взгляд от выставки ножей, коллекции заспиртованных препаратов и музея элементарных телесных частиц, я нашёл то, ради чего и организовал этот утомительный поиск — мою единственную и украденную драгоценность.
Она лежала в позе морской звезды, прикрученная веревками и ремешками за щиколотки и запястья. Очевидно, звук шагов привёл её в ужас: тело задёргалось, встрепанная головка приподнялась, и я услышал звонкий вскрик:
— Эрих!
— Да.
— О Господи! Господи, Эрих!
Пока я освобождал ей руки, «Господи, Эрих!» прозвучало раз, наверное, двадцать. Но оказалось, это всего лишь прелюдия. Юркие, как мышки, пальчики ощупали мои уши, потянули за ноздри — и вдруг порскнули куда-то в район южного полюса.
— Он сказал, что ты ранен, — объяснила Франхен.
Пригляделась и ахнула:
— Эрих, но ты действительно ранен!
— Я просто…
Просто — что?
— Упал, — туманно пояснил я, принимаясь распутывать её ноги.
Занятие не из простых! Узлы были затянуты насмерть. Проще было их перерезать, и я потратил пару секунд на поиск подходящего инструмента. Подходящего инструмента… Я дёрнул ремень, перерезающий тонкие щиколотки, и красная ярость подступила под горло, переполнила его до краёв… Афрани поцеловала мою руку у локтя, и всё улеглось, я опять смотрел в её глаза, полные ужаса и печального понимания.
— Эрих, они нас убьют.
— Нет.
— Я не знаю, почему так случилось, — тихо сказала она. — Здесь хорошие люди. И дом тоже хороший. Господин Кунц был так вежлив. Он сказал, что ты запутался. И он хочет тебе помочь.
— Он сошёл с ума.
— Он не выглядел как сумасшедший.
— А я?
— Ты? — она нахмурила брови. — Ты просто устал.
— А Гегер? А фрау Шильбек?
— Я не знаю, — горестно шепнула она. — Я не знаю, не знаю, Эрих… Давай отсюда уйдём!
Я помог ей подняться, и мы вышли наружу, под шумящий дождь. Его буйство иссякло. Трава на лужайке блестела сочной росистой зеленью. Вряд ли эти стебли кто-то сажал. Но на фоне хвойного леса они выглядели чужеродными, и я мог представить, как Кунц надевает свой костюм садового гнома и рыхлит землю, засевая её клевером, овсяницей и мятликом…
Где-то чуть слышно журчала вода, впитываясь в слой дерна и опавшей хвои. Здесь тоже ступала нога человека. Я хотел найти нетронутый уголок для Матти, но просчитался: на земле попросту не осталось неистоптанных мест.
— Кто там лежит? — шепнула Афрани, зябко прижимаясь ко мне.
— Не смотри, — попросил я.
Главная проблема леса — отсутствие указателей.
Усталость сыграла со мной злую шутку. Только выйдя на просеку близ фермы Реберга, я сообразил, что мы зашли не туда.
— Не туда, — озвучила Афрани мои опасения.
— Вижу.
Пока мы возились в амбаре, кто-то подменил глобус. Прямые дорожки стали кривыми, кусты занавесились мокрыми и грязными тряпками, а дятел строчил как переносной пулемёт. Я судорожно вспоминал, в какой стороне остались фургоны. Где север? В какой стороне встаёт солнце? От еловых веток рябило в глазах, и собачий лай в отдалении звучал отрывисто, как стук механической трещотки.
Природа Гельвеции — просто песня, если ты — горный козёл.
Ветер шелестел, как будто шептал речитативом, но что-то было не так… Очень не так. Слишком мирно? Слишком мокро? Слишком…
Вот!
Откуда-то с востока донёсся крик, а вслед за ним — хлопок, очень знакомый и не имеющий ничего общего с разрывом петарды.
— Что это?
— Тихо!
Мои уши превратились в локаторы.
— Что это, Эрих? — шепнула Франхен, стуча зубами. — Что это? Что это?
От ужаса она беззвучно заплакала. Капли стекали по серому, будто облинявшему лицу. Я прижал её крепче и услышал биение сердца — частый и страшный звук, от которого мир вновь окрасился в алое.
— Началось.
— Что? Что началось?
— Затмение.
— Затмение? — она поняла меня с полуслова. Глаза расширились, а губы произнесли: — Матти?
— Да.
Не напрямик, только не напрямик. Будь я один… Намокшие листья хлестали нас по глазам, и краем глаза я видел розовое пятно — кофточку Франхен, блеклую, но всё же тревожащее яркую, как сигнал светофора… лисий манок, привлекающий пулю охотника… только не это, я вертел головой и лишь чудом не угодил в овраг… глупо, глупо… как глупо!