Кольцо блаженной Августины

…Его нельзя было назвать жадным, но даже продукты Юрий покупал с «красной» ценой. Срок их годности был на грани. Она оправдывала это тем, что зарплата охранника невелика, хотя она даже не знала, сколько он получает. Но однажды он потратил весь аванс на дорогое пиво и закуски. Она узнала об этом случайно, чек доставки из известного пивного ресторана, упаковки от еды, пустые бутылки Юрий сложил в отдельный мусорный пакет, затолкав его в секцию шкафа в прихожей, куда Ольга убирала несезонную обувь. Что ее тогда заставило открыть дверцу?! Она до сих пор помнит то чувство гадливой досады, что испытала в тот момент. Обсуждать с Юрием эту тему не собиралась, оставив пакет на месте. Но через два дня, уже под вечер, все вскрылось само собой. Она попросила его сходить за продуктами, а Юрий в ответ резко и грубо отказал – нет денег. «Что, весь аванс на пиво ушел?» – неожиданно для себя задала она вопрос, доставая свой кошелек. Когда повернулась к Юрию, тот смотрел на нее с ненавистью. «Не пытайся меня попрекать деньгами, я не всегда был водилой или охранником! Такую мелочь, как этот аванс, тратил за десять минут», – процедил он сквозь зубы и вышел из кухни.

«А кем же ты был, Юрий?» – задумалась Ольга.

Тогда впервые ею овладело беспокойство. Она вдруг осознала, что в ее квартире живет мужчина, о прошлом которого она ничего не знает.

«Теперь знаешь. Полегчало?» – с горькой иронией подумала Ольга, выходя из кабинета.

Глава 33

После того, как криминалисты уехали, опечатав двери кабинета Даны и черного хода, Иосиф еще долго сидел в холле, пытаясь осознать, что вся эта детективная история – не на бумаге, а в реальности. Он ругал себя последними словами – как сам не догадался зайти в кабинет к Дане? Сидел у себя в кресле и страдал, что та пропала, его не предупредив. И думать не думал, что случилась беда. Или гнал от себя такие мысли? Себе уж можно признаться?

Да, трусоват с детства. И летать боится панически, и плавать. А особенный страх испытывает сделать что-то не так – вдруг люди осудят? От матери часто слышал: «Не будь как отец, не мямли, стань мужчиной». На отца смотрел с жалостью, вплоть до смерти того. И очень растерялся, когда матушка, похоронив мужа, вдруг сникла сама. Года одна не прожила! А ему всегда казалось – помеха ей в жизни тот, но никак не поддержка.

Мать же и приучила его, Иосифа, молчать больше и слушать. И он молчал. По ее настоянию окончил мехмат, а любимой астрономией занимался тайком – боялся материнского гнева. Контроль над ним был жестким – она давно уже задумала эмигрировать из страны, готовила к этой мысли и сына. Профессия нужна была престижная, а в ее глазах это было лишь занятие наукой.

Они бы и уехали втроем, если бы Иосиф не познакомился случайно с Самуилом. А чуть позже и с его женой…

…Иосиф даже предположить не мог, что его рациональный мозг вдруг даст такой сбой! Отказываясь принимать факт, что влюбился, он первое время нагружал себя работой – мать нарадоваться не могла, читая в научных журналах его публикации – дело шло к защите диплома. Ну, а далее, как мечталось ей, и кандидатской диссертации. Он и сам был уверен, что непременно уйдет в науку, чтобы не думалось. А думалось, да еще как – с ума сходил, когда вместо строчек статьи «читал» ее, Таси, прощальные слова тогда в прихожей их с Самуилом квартиры: «Навещайте нас, Иосиф, я буду рада». Он шевелил губами, повторяя за ней, представляя ее лицо – бледная кожа, еле заметный румянец на щеках, губы без следа помады и яркая синева радужки глаз. А ему тогда показалось – в них слезы, поэтому так блестят. Но нет – необычный цвет подарила природа. Он, видимо, долго держал ее пальцы в своих, отпустил, заметив недовольный взгляд Самуила. Испугался. Не за себя, за Тасю – вдруг выговорит ей, обидит, а в чем она виновата?! Поспешно ретировался, неопределенно кивнув на прощание – то ли пообещал в гости наведаться, то ли отказал, сам не понял.

У Августины глаза Тасины и почти прозрачная бледная кожа…

Целиком уйти в науку не получилось – заболел отец, матушка предприняла все возможное, чтобы ускорить их отъезд в Израиль. Они эмигрировали, а Иосиф поступил в аспирантуру. Да, обещание родителям уехать вслед за ними после получения кандидатской степени он выполнять и не собирался – оставить Тасю, не видеть никогда, даже так, мельком, подкараулив у подъезда, он бы не смог. Безумие, тяжелая болезнь с лихорадочным бредом, галлюцинациями, тревожными снами – вот как он понимал свою любовь к ней. Чем больше он хотел ее, тем сильнее ненавидел Самуила.

Семь лет жил в бреду, строя планы, как избавить ее от мужа. Любит ли она того, Иосифа не волновало. Для себя решил, что Самуил не пара ей, а вот он – совсем другое дело! Сомнений, что поймет его, примет, да что там – разделит с ним это безумие, не было.