Кольцо королевы Фредегонды

– Конечно, принц. – Он вышел из собора, чтобы приготовить коней, и Меровей, не чуя опасности, поплелся следом. Герцог неодобрительно окинул взглядом обрюзгшую фигуру сына Хильперика и нахмурился: Григорий Турский не баловал их едой, в основном состоявшей из хлеба и воды (они не пробовали даже вина, потому что епископ не желал причащать их), но даже на такой еде Меровей ухитрился раздобреть, расплыться в бедрах, как стареющая женщина. Принц не заметил едкого взгляда и потрепал по шее своего вороного:

– Ну что, ты еще способен вывезти меня на прогулку?

– Способен. – Герцог быстро вскочил в седло, и Меровей последовал его примеру, еле перекинув через круп коня тучное тело. – Скачем до леса?

Молодой человек кивнул. Григорий Турский не успел их остановить.

В редком леске было прохладно и пахло листьями. Меровей спрыгнул на землю и сорвал поздний желтый цветок.

– Господи, как давно я здесь не был! – радостно сообщил он, и герцог прислушался. Его чуткое ухо уловило скрип сухих веток. Сомнения не было: Левдаст со своими воинами поджидал их в чаще. Решение родилось мгновенно и оказалось сильнее желания предать друга. Бозон схватил принца за руку и быстро шепнул:

– Садись на коня. Немедленно!

Меровей удивленно заморгал, не понимая, чего хочет герцог, но тот повторил, будто приказывая:

– Садись, если тебе дорога жизнь!

Принц послушался, и вскоре два всадника, стараясь спрятаться между деревьями, скакали из леса. Снова укрыться в базилике у них не получилось. Воины верного вассала Хильперика стерегли их у священного места. Бозон понимал, что у них есть приказ убить принца: коварная Фредегонда ни за что не оставит в живых претендента на трон, будь она проклята. Герцог подумал, что ни одно женское тело не стоит предательства и бесчестия, и уверенно погнал своего коня на восток.

Глава 61

Крым, наши дни

Через час все вещи были собраны. Первыми на крыльцо вышли Нечипоренко и Лазебников. Геннадий Иванович сильно постарел за эти два дня, его волосы совсем побелели, лицо сморщилось, плечи опустились. Поставив сумку на землю, он подошел к Истомину и взял его за руку.

– Боря, признаюсь тебе, что хотел завладеть этим местом любым способом. – Он выдохнул: – Признаюсь, я был неправ, когда думал, как бы завладеть этим местом. Этим проклятым местом. Ноги моей здесь больше не будет. Ты меня простишь когда-нибудь, Боря? Это были всего лишь мысли, но Виктора я не убивал. И тем более братьев.

Истомин дернулся:

– Спасибо, что признался. Значит, это твоими стараниями меня задолбали всякие комиссии – от налоговой до СЭС, которые стоили мне здоровья и денег? – Он немного помолчал, будто собираясь с мыслями. – Думаю, ты действовал не один. У Панарина связи в этих организациях, и он с удовольствием помогал тебе.

– Понимаю, мне прощения нет, – вздохнул Геннадий Иванович. – Но клянусь тебе, я непричастен к смерти Виктора и братьев Панариных. Клянусь жизнью детей и внуков.

Борис Дмитриевич махнул рукой:

– Ладно, пусть разбирается полиция. Искренне надеюсь, что ты говоришь правду. Нам ведь с тобой еще многое предстоит сделать. Но друзьями мы уже никогда не будем.

– Понимаю, – повторил Нечипоренко и взял сумку. – Но надеюсь, что когда-нибудь…