Гвальхмай улыбнулся про себя, вспоминая несчастного Ву. Амбиции сходят на нет из-за небрежности. Он быстро подружился с Жаном и не раз подыгрывал ему, изображая приманку. Много не подозревающих англичан подставило себя под пулю, но только по одному разу.
Когда, наконец, пришли поставки через единственные свободные ворота, оставленные Орлеану, город обезумел от радости. Англичанам не пришло ничего. Чтобы сопроводить фургоны с провизией в город, Жанна выехала со своей «гвардией» – элитным отрядом, который она лично выбирала.
После полудня, в самую жару она удалилась отдохнуть. Телохранитель Д’Олон, который никогда не отлучался от нее, устроился в прихожей, и вскоре все уснули. По улицам ходили возбужденные люди, которые спорили, кричали, пили и рассказывали друг другу, что они сделают с англичанами на следующий день.
Гвальхмай тоже прошелся по городу с толпой, прежде чем вернуться в свое жилище почти на другом конце Орлеана. Его разбудил грохот пушек.
Он бросился к окну и глянул вниз на широкий бульвар. Тот оказался необычно пустым. Гвальхмай поспешно натянул сапоги и сбежал вниз на улицу, оставив дома шлем и доспехи, на бегу пристегивая меч.
На фоне прерывистого грохота пушек за городской стеной, от ворот города на Гвальхмая катилась волна шума. Он двинулся ей навстречу и вскоре столкнулся с толпой обезумевших людей, которые в ужасе бежали по бульвару. Многие были ранены, некоторые шатались, как слепые, закрывая глаза руками.
Огромные волдыри покрывали лица и голую кожу тех, кто спотыкался и кричал. Из многолетнего опыта Гвальхмай понял, что это были ожоги, вызванные негашеной известью, кипятком или кипящим маслом.
Пока он пробирался через отступающую толпу, он услышал, как сзади кто-то стремительно скачет на лошади, догоняя его.
Он обернулся и увидел Жанну. Никогда она не напоминала Коренику больше, чем сейчас. Наклонившись далеко вперед, она прильнула к шее коня. Конец древка ее знамени был засунут глубоко под подпругу седла, а само древко крепко зажато ее маленькой рукой. Длинная военная накидка развевалась за ней, хлопая на ветру, как хлыст.
Она узнала Гвальхмая, пролетела мимо, не останавливаясь, и крикнула: «Скорей, скорей! Французы умирают!»
Они почти достигли городских ворот. Плотная группа людей удерживала эту позицию, неуверенно толкаясь, оглядываясь через плечо, как будто враг был близко.
Когда люди увидели Жанну, настроение сразу изменилось. Гвальхмай с гордостью смотрел, как они бросились к ней. Из отступающей толпы получилось почти бесформенное построение, но оно было боевым.
«Англичане вышли из крепости! Они прямо за нами! Возвращайся, дочь Божья!»
Большой конь замедлился, остановился, бока его вздымались. Когда Гвальхмай подбежал, прямо перед ним упал человек, пропитанный красным от плеча до пояса. Его лицо застыло маской.
«Это француз?» «Да, Дева!» – воскликнул кто-то.
«Ах! Никогда я не видела, как проливается французская кровь, но мои волосы встали дыбом! Вперед, люди Орлеана! Следуйте за мной!»
Она даже не оглянулась, чтобы убедиться, следует ли кто-нибудь за ней, хватило ли кому-нибудь смелости. Она вдавила шпоры. Боевой конь бросился на звук пушечного огня. Нерешительная группа воодушевленно ринулась в атаку.
Выше знамя! Пусть ветер развевает его! Всадники с грохотом несутся вслед за ним. Здесь Д’Олон, готовый как зверь защищать свою маленькую подопечную. Рядом появился Д'Алансон с любовью и гневом во взгляде, а рядом с ним брат Жанны Пьер, толкающийся с маленьким четырнадцатилетним Луи де Кутом, который где-то нашел лошадь.
Они проследовали за знаменем, перескакивая через мертвых, и ударили в гущу испуганных англичан, которые выстроились было перед открытыми воротами своей крепости, чтобы преследовать отступавших французов.
Гвальхмай прошел мимо тела, лежавшего на земле. Оно было облито смолой и все еще горело. Это мог быть мужчина, это могла быть женщина. Тело не двигалось.
«Вперед, люди Орлеана!» – ревела толпа и шла вперед, за знаменем. Толпа врезалась в ряды англичан, и роем просочилась через ворота крепости.
Когда Гвальхмай вышел из форта бок о бок с де Ре, оба с мечами, с которых стекала кровь, они увидели Жанну, которая сидела на земле, держа на коленях голову умирающего английского солдата. Она плакала.
«О, баск! У него не было времени исповедоваться! Он всего лишь мальчик! Он просил позвать маму. Почему, во имя Бога, эти люди не возвращаются в свою страну?»
Гвальхмай не знал, что ответить. Он услышал, как де Ре тихо бормочет: «Клянусь поношенной честью бесстыжей синей мыши! Такой, как она, никогда не было! И если кто-нибудь мне скажет, что была, я разорву его на части!»
Гвальхмай промолчал, но в глубине души подумал: «Была только одна. Моя прекрасная потерянная любовь плакала бы так же. Встретимся ли мы когда-нибудь снова?»
Потрогав лоб юноши, который стал холодным, он сказал вслух: «Пойдемте, Орлеанская дева. Пора возвращаться в город. Все кончено». Он нежно взял ее за руку.
Это был первый раз, когда ее назвали так. К утру армия определилась, от кого она будет принимать будущие приказы.
21