Кольцо Мерлина (ЛП)

В последующие дни путники с восхищением наблюдали, насколько люди вокруг были легки духом. Это было не случайное веселье, а постоянное выражение внутреннего счастья, которое распространялось на все. Трудиться им приходилось очень много, при подготовке к зиме дорог был каждый час. Мужчины ежедневно ловили рыбу; женщины укладывали ягоды в большой амбар, просушив их на солнце; ребятишки плясали и играли целыми днями, но при этом собирали яйца, траву пушицу и соль из кастрюль, в которых выпаривалась морская вода. Силками ловили птиц, их мясо тоже вялили и солили, а тюленье мясо и жир убирали на хранение.

И во все эти долгие дни, которые становились заметно короче, люди смеялись и пели во время тяжелой работы.

Бьярки приписывал их жизнерадостность крепкому алкоголю. Он захаживал в каждый дом, высматривая и намекая на выпивку. Он никак не мог поверить, что их смех был вызван чистой радостью жизни и чувством единения, которое пронизывало весь их мир. Его разочарование росло, а настроение быстро портилось.

Все чаще он теперь бесцельно расхаживал по деревне со щитом и боевым топором. Топором он размахивал так, будто был готов без раздумий ударить любого. Его угрюмость распугивала всех встречных, и, как бы Скегги не пытался вразумить его, ничто не могло остановить Бьярки.

Часто он подсматривал за женщинами и однажды последовал за юной девушкой, которая отправилась пасти овец. Когда они оказались вне поля зрения из деревни, он набросился на нее и затащил в овраг. Пока они боролись, подошла группа детей, которые с песнями собирали птичьи яйца, и Бьярки отпустил девушку. К счастью, ущерб ограничился порванным платьем.

Она никому ничего не сказала, опасаясь за свою жизнь, но всякий раз при виде Бьярки на ее лице появлялся такой ужас, что епископ Малахия догадался о том, что случилось. С этого момента ни одному ребенку не разрешалось пасти овец в одиночку.

Остальные путешественники сдружились с хозяевами и помогали им с работой. Кулди полюбили их и видели в них ценных членов общества. Если бы не чуждая вера пришельцев, они были бы рады, если бы те остались.

Наступил день, когда Бьярки слонялся по деревне, еще более неприкаянный, чем обычно. Он презирал любой труд, поэтому ему было скучно. В то же время, он злился на то, что Фланн недавно стал свободным человеком.

Скегги уже давно задумывал дать ему свободу, потому что чувствовал, что Фланн не имеет ничего общего с рабом, кроме названия. Скегги восхищала в нем готовность, с которой он подчинялся приказам, хотя Фланн – и Скегги прекрасно это знал – страдал от своего положения больше, чем кто-либо другой. Скегги считал, что Фланн должен иметь возможность легально носить оружие теперь, когда характер Бьярки стал совсем невыносим.

Кроме того, ему казалось, что, если ирландец сможет существовать между ними как равный, это поможет каким-то образом, которого его тугой ум не мог представить, вернуть его дочь в чувство. Скегги всегда знал, что Фланн с Тирой хорошо относились друг к другу, пока вдруг между ними не встал незнакомец, из-за которого она так странно изменилась. Не раз он сожалел о том, что обещал дочь Бьярки, а сейчас жалел больше, чем раньше.

Поэтому он призвал к себе Фланна и сильными пальцами разорвал железный ошейник, знак раба.

«Никогда больше не зови никого хозяином», – торжественно произнес он.

«Никогда, хозяин! – ответил Фланн с глубокой благодарностью. – Никого, кроме тебя!»

И дело было сделано.

На самом деле, какое-то время казалось, что это событие повлияло на Тиру. Она улыбалась Фланну и как будто обращала на него больше внимания, когда он несколько дней ходил по деревне с топором и щитом. Но Фланн не хвастался и не вертел угрожающе топором, как Бьярки, поэтому никто не убегал с его пути. Когда же он обнаружил, что Бьярки избегает его или говорит с ним вежливо, как принято между равными, он перестал носить оружие и большую часть свободного времени проводил за книгами епископа.

Бьярки, однако, терпеливо выжидал и своим неповоротливым умом потихоньку обдумывал план действий. В соответствии с этим планом, однажды он предложил Скегги отправиться в поход во внутреннюю часть острова, чтобы увидеть некоторые из чудес, которые, как говорят, там имеются. Скегги был не против, тем более что ежедневная работа ему надоела, а рассказы о чудесах он тоже слышал.

Они вышли рано утром, так как дни стали намного короче. В первую ночь спали на теплой земле рядом с горячим источником. На следующий день, двигаясь на север, они вышли на поднимающуюся местность, где луга постепенно переходили в высокое лавовое плато. Гаги гнездились здесь во множестве, а еще они видели лис, которые охотились на птенцов и все еще шныряли вокруг, подбирая уцелевших и отбившихся. Они убили одну из этих лис, сняли и спрятали шкуру, потом поджарили и без всякого удовольствия поели немного вонючего мяса.