Кольцо Мерлина

"Как вы могли это сделать? Вы, кто ее любил!"

"Вы знаете, как я отношусь к женскому полу. Я никогда не думал о ней как о женщине. Я поклонялся ей. Она была моим ангелом, моей святой, всем, что было хорошего во мне. Теперь я выгорел, Лэглон. Ад в моем сердце, и я живу с демонами. Вы спросили, сколько детей, но не спросили "почему".

Мессер Прелати работает со мной. Он умеет делать золото. Основным ингредиентом является кровь невинного ребенка, но, по-видимому, невозможно найти того, кто невинен!

Сколько? Сорок в Шантосе, еще сорок в Машкуле, почти двести здесь. Не могу припомнить, сколько, пока мы проезжали по Франции или сидели в Орлеане, и среди них ни одного невинного! Какой смысл нанимать алхимика, если я не могу найти то, что ему нужно, чтобы получить золото, которое я хочу и должен иметь?"

Гвальхмая вырвало. Никогда с тех пор, как он расстался с кольцом Мерлина, он не хотел обладать им более горячо, чем сейчас. Как он хотел бы обрушить эту башню с демонами на ее обитателей!

В безграничном саморазоблачении он признался себе, что, если бы это случилось, он и пальцем не пошевелил бы, чтобы избежать гибели других.

"Я благодарю Бога, от которого вы отказались, барон, за то, что Д'Олон оставил вас в Орлеане. Это разбило бы его сердце. Надо было мне уйти с ним. Я ухожу сейчас же. Не пытайтесь меня остановить!"

"Это ваша привилегия, Лэглон. Ради нашей старой дружбы, я не стану препятствовать вам".

Гвальхмай остановился и пристально посмотрел ему в глаза.

"Барон, я плюю на нашу старую дружбу!" И, подгоняя действие к слову, он вошел в свою комнату и захлопнул дверь.

Он зажег свечу и оглядел себя в зеркале. Ему казалось, что он должен был измениться до неузнаваемости. Как мог человек добывать невинные души для пыток, смерти и уничтожения без того, чтобы это не отразилось на нем? Но на его взгляд, отличий не было. Возможно ли, что другие их видят?

Ему вдруг пришло в голову: самое страшное из всего — именно это. Монстр не обязательно ужасен внешне. Он может выглядеть как человек.

Гвальхмай собрал в узел запасную одежду и пристегнул к поясу меч Роланда и Жанны.

Он вышел. Все было тихо. Еще не рассвело. Проходя мимо комнаты де Ре, он остановился у двери и прислушался. Доносилось глубокое дыхание мирно спящего человека, не обеспокоенного совестью.

Гвальхмай вынул клинок и некоторое время простоял, положив руку на щеколду двери. Затем вздохнул и сунул меч обратно в ножны.

"Ты касалась его. Ты несла его с честью. Ты держала его с гордостью. Я не хочу пачкать его".

Он тихо прошел по коридору и вышел через заднюю дверь.

Местность, по которой он ехал, была ровной на много миль, и при дневном свете он мог видеть далеко, но ни разу не оглянулся на проклятый замок Тиффож.

26 Странник

Мужчины — романтичны! А дамы точно знают Дела, и мысли, и мечты, что дочери скрывают. Есть мнение, что дочъ — всегда любимица отца; Наоборот, для матери милее сыновья. Мы думали об этом у царского дворца, Когда свое решение зачитывал судья.

Солдат, создатель королей, ни разу не жена. И что в награду от судьбы приобрела она?

Песни Хуона

С незапамятных времен через густые леса Европы пролегла тропа, вытоптанная теми, кто нес янтарь на юг к Средиземному морю, и теми, кто доставлял бронзовое оружие и инструменты на север к Балтике.

Там, где пересекались такие торговые пути, возникали города, чтобы исчезнуть, когда надобность в них отпадала. Дома разваливались, а местность вновь зарастала терпеливыми деревьями. Мосты падали в реки, и их не восстанавливали. Снова люди использовали броды, потому что забывали, как делать такие гордые вещи, которыми пользовались древние.

Моря были укрощены, товары перевозили на кораблях, а не на лошадях или спинах людей. Тропа становилась узкой и извилистой. Она никогда не исчезала совсем, потому что находились те, кто предпочитал жить в одиночестве, и всегда были бродяги, которые ходили по тропе, потому что по собственным причинам избегали широких дорог.

В серый декабрьский день один такой бродяга шел на север. Близилась ночь, падал снег. Вокруг раскинулся лес, человек был голоден, он устал и замерз. Где-то впереди выли волки, но он продолжал идти по Янтарной дороге, как будто презирал волков или мало заботился о собственной жизни.

Ничто не указывало, где проходит занесенный снегом путь, но его ноги уверенно находили его, пусть иногда и спотыкались. Он поддерживал себя длинным посохом и шел быстро, хотя и прихрамывая.