Кольцо миров (СИ)

– Я даже знать не хочу, что происходит у тебя в голове, если ты понял этот ассоциативный ряд! И замечу, что мы ни на йоту не продвинулись в поисках ключей к нашим домашним мирам!

Мелькор уселся, попутно огрев Майрона по спине коленом.

– Это очевидные вещи! – возмутился он. – Я мыслю логически!

– Никто не спорит! – оборвал дискуссию Джарлакс. – В любом случае, можно завтра наведаться на площадь. И я не знаю, как вам, милые дамы, но мне определенно следует крепко переспать с этой мыслью, – дроу ненавязчиво подмигнул женщинам открытым от повязки глазом.

Цири устало подняла руки.

– Я пошла спать. Мне сегодня хватило прыжков в фонтан. Мама?

Йеннифэр элегантно поднялась, вдев ноги в свои сатиновые туфельки.

– Действительно.

Они остались одни. Майрон выдохнул, отшвырнул письмо на низкий столик, и устало потер ладонью глаза. Прочесал жесткой ладонью светлые волосы.

Мелькор неподвижно сидел на диване рядом с ним.

– И что теперь? – безразлично спросил Майрон в пространство. – Я могу и здесь поспать.

Мелькор фыркнул и наклонился к самому его лицу, едко бросив одно-единственное слово:

– Обойдешься.

Ночью Цири вырвал из сна странный звук. Сначала стоны показались ей частью весьма приятного и красочного сна, в котором почему-то фигурировала смуглая черноволосая девушка с маленькими рожками на лбу. Но видение незнакомки быстро начало таять, сонная дымка – рассеиваться, и Цири поняла, что к снам звук не имеет никакого отношения. Открыв глаза, она и вовсе осознала, что его источник находится на первом этаже дома.

Стонали, вздыхали и охали протяжно, сладко, неприлично громко и с большим удовольствием.

Цири полежала, глядя в потолок. Глубоко вздохнула.

«Джарлакс, чтоб его. Он был прав».

Позевывая и ежась, она с неудовольствием спустилась этажом ниже, где обнаружила в гостиной Джарлакса, который с неестественно домашним видом разливал по ярко-желтым чашкам с кувшинками чай из большого зеленого чайника с улыбчивой жабой на боку.

Кто-то в спальне особенно громко и настойчиво потребовал еще, вот только кто от кого – Цири не поняла. Йеннифэр испепеляюще посмотрела в сторону коридора, который сворачивал к двери и слегка скривилась.

– Как мартовские коты, которые орут на весь квартал посреди ночи, – проворчала она и взяла из голубой хрустальной вазочки печенье.

Джарлакс лучезарно улыбнулся до ушей.

– А я был прав. Слышите же.

Цири сонно присела на диван рядом с Йеннифэр и положила голову на ее мягкую грудь. Чародейка по-матерински погладила Цири по волосам. Джарлакс мечтательно вздохнул.

– Даже слишком хорошо слышим, – недовольно ответила чародейка, перебирая пепельные пряди Цири. – Боги, они и мертвого разбудят своими воплями. Ненавижу мужчин, которые издают столько звуков при…

Цири зевнула во весь рот и укоризненно насупилась.

– Мама! Может, как-нибудь сказать им… быть потише? – она опять зевнула. – Ой, мамочки.

Звуки становились все громче и отрывистее, намекая на разгар логической кульминации происходящего.

Джарлакс уселся на полу рядом с ними, скрестив ноги.

– Ну, когда-нибудь они все равно закончат, – со знанием дела заключил он. – Если надумаете вламываться к ним, лучше подумайте, что они так и не помирятся и будут срывать зло на нас. Ваше здоровье, девочки, – Джарлакс криво ухмыльнулся, салютовал им фарфоровой чашечкой и отпил чая.

Йеннифэр со стоном погрузила лицо в подушку дивана.

– Проклятье, – выдохнул Майрон.

Он повалился на кровать рядом с Мелькором, который смотрел в потолок ошалевшими и ничего не соображающими глазами, и тяжело дышал. Его бледная грудь с отблеском металла на коже высоко поднималась и опускалась.

Майрон так и не мог понять, каким образом перебранка перед сном превратилась… превратилась в то, что между ними только что произошло. Ничего подобного раньше не случалось и в помине: и уж если они могли повздорить, то точно не теряли рассудка до такого отвратительного состояния пьянства от похоти. Он отчетливо помнил, что в какой-то момент стало наплевать на то, кто мог их слышать, и весь мир ужался до размеров чужого тела в кровати под ним и над ним, а потом – до заживших рук Мелькора, которые он впервые ощутил на собственной коже. Майрон как будто потерял всякую способность понимать, что происходит, требуя больше и больше, как одержимый.

В ушах стоял звон, в голове – туман, в паху тянуло и ныло.

Это не было их первым соитием, но никогда, никогда Майрону, как и Мелькору не приходилось терять от него рассудок настолько грязным и глупым образом. Когда бы они ни ложились вместе, это всегда происходило по воле и тел, и разума, и случалось это редко, но в безошибочно необходимый момент, и переполнялось такими интимными чувствами, которых в другой момент они бы не открыли друг другу ни за что. Говорить об этой неестественной откровенности было… неприятно.

Они и не говорили.

Но то, что случилось сейчас, выходило за рамки всех мыслимых пределов и границ! Они как будто пали до уровня эдайн, которые теряли голову от похоти!

«Позор позоров. О, великая тьма».