Кольцо миров (СИ)

Мелькор, растрепанный и неуместно смущенный, наконец-то сел в кровати, пытаясь налить подрагивающими руками воды. Графин в его руке дребезжал о край стакана.

– Майрон, – хрипловато выдохнул он и залпом выпил воду. – Это вот что сейчас было? Вот это все?

Он подполз ближе к Мелькору и привалился головой к его груди. Чужое тело было горячим и чуть влажным, а сердце в нем колотилось так часто и гулко, что Майрон на мгновение испугался.

– Это… кажется, это то, что должны переживать эдайн, – он тяжело выдохнул и обнял Мелькора поперек живота.

«А еще до ванны нужно доползти. Обоим. Как тяжело шевелиться-то».

– И это у них вершина отношений? – простонал Мелькор, сползая обратно на подушку. – Да они же тогда и понимать не должны, что на самом деле происходит! Что за недоразвитая раса? А мы… ох, Майрон, какой позор! – Мелькор натянул одеяло почти до носа. Поверх торчали только черные глазищи и воронье гнездо растрепанных волн, локонов и кудрей.

Майрон заставил себя налить воды в стакан. Выпил.

– Майрон, – очень тихо шепнул ему Мелькор, открывая лицо. – Как думаешь, я громко кричал?

«А я? Да кто знает?!»

– Ох, Мэлко, – он провел пальцами по его волосам, раскинувшимся во все стороны по половине постели, и упал рядом на подушку. – Я понятия не имею. Надеюсь, мы никого не разбудили.

Им было невдомек, что все сидевшие в гостиной так и заснули, не дождавшись тишины в доме. На столике остывал, покрываясь радужной пленкой крепкой заварки, чай.

Цири уткнулась лицом в грудь Йеннифэр, обнятая ею, как дитя, и мирно посапывала с улыбкой на губах. Ей опять снилась смуглая девушка с рожками на лбу, и сон был исключительно приятный.

Йеннифэр снился жуткий карнавал, на котором она почему-то была голой, а за ней гонялись разъяренные павлины, как один похожие на императора Нильфгаарда. Они требовали разбудить Цири и отвести их на дирижабль.

Джарлакс, что развалился в кресле-качалке у камина, задрав ногу на подлокотник, тоже видел сновидения. Ему снилось теплое море, горы алмазов и гигантский изумруд между грудей прекрасной нимфы в юбке из кокосовых листьев.

Утро следующего дня прошло в подчеркнуто благопристойной и противоестественной атмосфере. Мелькор был вежлив, Йеннифэр – доброжелательна, Цири – весела и говорлива, Джарлакс – тактичен, а Майрон практически излучал благодушие.

Иными словами, неловкость была такой, что ее можно было высасывать из воздуха через соломинку или черпать ложкой, накидывая в тарелки вместо заправки для салата.

Присланное неизвестными письмо не солгало ни капли. Как не солгали и слова прорицателя Эрлебона Вельримино, что идея в Сигиле может цениться дороже денег. Оказалось, что в огромном городе повсюду были глаза и уши, и на их счастье первыми, кто услышал разговоры Мелькора о вопиющей несправедливости общественного строя, оказались те, кто всеми силами старался этот строй разрушить. А также те, кто творил хаос, считая его своей единственной религией и базой мироздания. И то, и другое пришлось весьма по вкусу Мелькору, Цири и Джарлаксу, но было кисло воспринято Майроном и Йеннифэр в силу их природного здравомыслия и отсутствия врожденной тяги к поиску проблем.

Как бы то ни было, в страшно таинственной обстановке, в каком-то подвале в трущобах, им подробно объяснили, что идея о разграблении хранилища Банка Триады была грандиозна и заслуживала немедленного воплощения в жизнь. Особенно при помощи тех, кто за второй день пребывания в городе разгромил кабаре танар’ри и остался после этого живым как будто бы без особых усилий. Денег, как наемникам, им не предложили. За свои услуги не потребовали ничего.

Майрон с самого начала пытался разглядеть в этом подвох, и подозревал его ровно до тех пор, пока не заговорил об оплате сам, поскольку от идеологических разговоров у него начали чесаться зубы.

«Не бывает идеологии без денег. Не бывает. Каждому что-то нужно, и чаще всего это кусок хлеба с маслом, ощущение своей всесильности и побольше золота. Везде».

Поток эмоций, излившийся на него в ответ на само предположение о вознаграждении, оставил у Майрона чувство, будто он заглянул ночью в уборную и обнаружил там крокодила размером с дом, играющего на трубе.

Тот человечек, весь в затасканной одежде, пусть и выстиранной, только застучал кулаком по столу и принялся патетично говорить, что Майрон оскорбляет его одним предположением, что свобода от рабства властей стоит денег, и что он смеет подозревать его в такой грязной и убогой меркантильности.

Первые их помощники, именно эти, именовали себя Революционной Лигой. К счастью, подобными идеалистами среди них были далеко не все. Вторые заинтересованные звали себя Хаоситектами, и часть подозрений по поводу них у Майрона отпала, когда он получил такой же сумбурный ответ на вопрос оплаты и мотивов, как и вчерашнее письмо.

– Деньги, деньги, деньги… моль. Крысы. Искусство. Ты ел зеленый суп? Я вчера ел зеленый суп. Хаос и есть суп. Суп из всего, что есть во вселенной. Понимаешь, праймер? Я не добавляю деньги в суп, они скрипят и пищат, как ма-аленькие хомяки.