Хаоситекты не делали ничего, но придали плану восхитительную иронию. Среди прочих грузов был контейнер горшков с садовыми фиалками, фривольная статуя женщины из дерева и телескоп, которые планировалось оставить в качестве компенсации за ценности, исчислявшиеся миллионами золотых. Кроме того, самые безумные из тех, кто пошел с ними и прятался в трюме, могли превращать речь всех окружающих в абсолютную чушь. При желании, разумеется.
Взламывать хранилище аккуратно не планировали. Они планировали взорвать огромные двери и убить всех, кто встанет на пути.
«Красотка» мирно плыла через клубы рыжего сигильского смога над Районом Леди.
Гондола состояла из огромного трюма для грузов и большой застекленной рубки. Майрон жадно разглядывал хитроумно соединенные паровые трубы, рычаги и многочисленные круглые циферблаты, по которым прыгали медные стрелки. В окнах виделись гигантские моторы-вентиляторы и лопасти, направлявшие воздушные потоки. И грубая обшивка корпуса.
Чего не понимал Майрон – так это как летает подобная махина и что за магия заставляла ее подниматься в воздух. Он долго пытался завести хоть какой-то разговор, потому что сжиравшее его любопытство было почти физически болезненным, пока штурман Гонсалес не послала его на хуй именно в такой формулировке и не сказала, что любого недоучку она бы привязала к стулу на этой машине, чтобы он ничего не трогал.
Майрон, преследовавший исключительно исследовательский интерес, почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Его настроение изрядно сбавило обороты.
Штурман Гонсалес, мускулистая и смуглая девушка-тифлинг, презрела скверную природу демонической родни в угоду возни с машинами. Она любила ром, инструменты и ругалась, как сапожник, а также была идейным почитателем женской красоты. Сейчас она стояла за вторым штурвалом, закатав до крепких рельефных плеч рукава серой рубахи.
Пол под ногами гудел и наполнялся вибрацией от спрятанных внутри дирижабля моторов.
– Капитан, тангаж десять градусов, – голос у Гонсалес был грубоватый и басовитый. – Выравниваю до трех. Рыскание в норме. Крена нет. Стабилизаторы на сорок. Майрон, отъебись от датчика давления воздуха, или я засуну тебе в жопу гаечный ключ.
– Милая Гонсалес! – с нарочито пьяной ленцой потянул Мелькор. Он развалился на винных бочках с порохом, задрав ноги к потолку, и цедил нектарное игристое прямо из горла, положив себе на живот лютню и аркебузу. – Если ты обойдешься хоть полчаса без брани, я найду для тебя семилетний ром на хересовых бочках! Возможно, даже ящик!
Практика показала, что в полете Мелькор себя чувствовал столь же неуверенно, как на воде, пусть здесь дело ограничивалось банальным страхом. Страх этот Мелькор пытался утопить, в полной мере пользуясь тем, что вино начало действовать на него, как на любое нормальное живое существо.
Цири и Джарлакс сосредоточенно изучали карту хранилища и план ловушек за большим капитанским столом. На столе расстелили карту Сигила, пересеченную воздушными маршрутами. Йеннифэр разделяла это занятие первые минут пять, после чего нахохлилась и принялась смотреть в окно. Джарлакс хохотнул, обернувшись на Мелькора:
– Вот видишь, ты начинаешь понимать принципы дипломатии!
Майрон вздохнул и уныло присел за стол, памятуя, какой балаган Мелькор устроил из-за проклятой аркебузы. Особенно когда у него получилось пару раз выстрелить из нее на земле и попасть в цель. Эта железная трубка была занятно сделана, но на взгляд Майрона – совершенно непрактична из-за долгой перезарядки.
«Чем пуля лучше магического бронебойного болта? Да ничем. А болт явно быстрее положить на тетиву».
На все возражения Майрона о медлительности и несовершенстве подобного оружия, Мелькор не обратил никакого внимания и с аркебузой расставаться не пожелал. Даже более того: именно когда Майрон потребовал от него оставить в покое пороховое оружие, Мелькор залез от него на эту гору бочек.
Вид у него был – хоть парадный портрет рисуй.
Гонсалес даже не обернулась на слова Мелькора. Ее занимало управление машиной.
– Это я тебя с борта спущу, если еще раз попробуешь отвлечь меня и наеборезишься здесь, – рыкнула она.
Арбон хмыкнул.
– Не ори на наших гостей, Гонсалес. Нам еще часа три лететь, а курс мы выровняли. Кируба! Гайдропы на борт! Где Зертимон?
В задней части рубки, страшно стуча тяжелыми ступнями, возился модрон-механик Кируба. Он, примкнувший к Хаоситектам, мог считаться безвозвратно поломанной личностью по меркам общества модронов. Однажды бедняга свалился в магический раствор, после чего помутился умом и вообразил, что у него есть чувства, и он может мыслить нелогично.