– Теперь я вижу, как желаешь ты добра своим братьям, – проговорил, услышав ее слова, Гизельхер. – Только ответь, за что ты хочешь моей погибели, разве я не был верен тебе? Только потому и поддался я на твое приглашение, что верил в твою любовь и вспоминал тебя с любовью.
– Я тоже любила вас, – проговорила с горечью Кримхильда. – До тех пор, пока вы не стали держать сторону Хагена. Но коли вы согласны выдать мне его заложником, тогда поговорим о мире, братья мои. Иначе вам придется ответить за все вместе с ним.
– Вассалов мы не выдавали никогда, – сказал, усмехнувшись, Гернот. – И не предадим сегодня.
– Уж лучше по-рыцарски пасть в бою, чем выдать вассала, – подтвердил Гизельхер его слова. – Ты, сестра, предлагаешь невозможное.
– И я брата не покину вовек, уж лучше паду с ним вместе, – проговорил Данкварт.
– Тогда разговор наш окончен. – И Кримхильда повернулась к своим воинам: – Вперед! Гоните их по лестнице в зал, пусть с ними беседует огонь.
Дворец запылал, и бургундам впервые сделалось страшно. Мучил их жар, дым выедал глаза. Доспехи раскалились так, что голой рукой было к ним не прикоснуться.
– Хороший же пир уготовила нам Кримхильда! – проговорил Гизельхер.
Скоро с потолка стали валиться горящие головни.
– Все к стенам! – Хаген нашелся и тут. – Встанем у окон. Над головами поднимем щиты. Топчите упавшие головни в крови на полу.
Лишь снаружи казалось, что дворец весь охвачен огнем. На самом деле сгорела крыша, зал же остался целым. К утру от дворца к небу поднимался черный дым, без пламени, но Кримхильда надеялась, что наконец ее враги заплатили свое.
Этцель послал на разведку небольшой отряд.
Все нибелунги оказались живы. Вассалы собрались вокруг королей и отразили новое наступление.
– Если Этцель поздравил нас с добрым утром, значит, будем ждать новых гостей, – мрачно пошутил Гунтер.
И в это время в дальнем углу двора они увидели Рюдегера.
Рюдегер Бехларенский, уйдя вместе с дружиной с пира, который превратился в побоище, ночевал дома. Он надеялся, что короли как-нибудь помирятся, и был удручен, узнав о том, что бой все еще продолжается.
– Готов пойти к ним посредником, – заговорил он было с Этцелем, но Этцель сразу ответил:
– Поздно. Я успокоюсь, только когда все нибелунги заплатят мне кровью.
– Взгляните на сильнейшего из своих вассалов, – проговорил человек из свиты Кримхильды. – Столько наград получил он от вашего супруга, столько милостей – и до сих пор не обнажает меча.
– Умолкни или умрешь немедля! – воскликнул в ярости Рюдегер, услышав эти слова, и ударом кулака сбил его на землю. – Я и сам горюю, что не могу с дружиной напасть на нибелунгов. Я был их проводником, вел их сюда на ваш пир, как же буду биться с ними? Это бесчестно.
– Да, я вижу, – мрачно проговорил Этцель, взглянув на упавшего в пыль своего вассала. – Вы мне хорошо помогли.
Тут подошла и Кримхильда:
– Маркграф, сколько раз вы твердили и мне, и супругу, что готовы рисковать за нас жизнью. Что же теперь? Сегодня ваша помощь нужнее всего.
– Да, королева, вы правы, я готов рисковать за вас жизнью. Но никогда я не говорил вам, что готов погубить свою душу, – ведь ваших братьев я вел к королю на пир, а не на смерть.
– Маркграф, вспомните, вы давали мне клятву, что отомстите каждому моему врагу.
– От клятвы я не отказываюсь, королева. Но это не враги – это ваши братья! Потому они и гостили в моем замке, потому я одаривал их. И младший ваш брат, Гизельхер, обручен с моей дочерью. Как же я теперь пойду его убивать? Я погублю свою душу!
– Признайтесь честно, маркграф, что боитесь не за душу свою, а за жизнь, – сказала Кримхильда с презрением.
– Король, обнажив меч, я лишь навлеку и на вас и на себя новые несчастья. Я готов вам вернуть все награды, земли и замки. Уж лучше уйду я в изгнание, но не посягну на дружбу, верность и честь.
– Дружбу с кем? С убийцами моего мальчика? Пожалейте же меня и короля, наш друг, – снова заговорила Кримхильда. – Они истребили всю родню моего супруга, и я умоляю помочь нам!
– Что же, я решился, – ответил Рюдегер с отчаянием. – За все ваши милости пойду платить своей кровью. А вы уж позаботьтесь о тех, кто мне дорог.
– Твоих домашних я не покину вовек, – проговорил Этцель, – но ты и сам, я уверен, вернешься из боя живым и здоровым.
– К нам поднимается маркграф! – радостно воскликнул Гизельхер. – Наконец-то мой будущий тесть со своею дружиной идет нам на помощь. Теперь мы отобьемся!
Рюдегер вошел, не улыбнулся, не кивнул, мрачно поставил к ногам щит у дверей и громко проговорил:
– Придется вам сразиться с моею дружиною. Я пришел к вам с мечом. Прежде вы считали меня своим другом, и это было так, но теперь называйте врагом.
– Маркграф, это невозможно! – ответил Гунтер. – Мы не враги вам, и мы вас любим.
– Или забыли вы, что я обручен с вашей дочерью! – сказал Гизельхер. – Я был уверен, что вы пришли нам помочь.
– Я помню все, но поклялся Кримхильде с вами сразиться и должен это исполнить, – ответил Рюдегер. – И все же прошу вас, убив меня, останьтесь верным моей дочери. Она не виновата.