Кольцо принца Файсала

– Я вернулся, – произнес Том, понимая всю бессмысленность своих слов. Но он все равно продолжал говорить и рассказал, что оставил свой шлюп в бухте, что отыскал Бибидо, который на самом деле вовсе не Бибидо, а Бото. Что объехал полмира и повидал массу интересного.

Тео села на постели и накинула на плечи шаль. Она сидела рядом с ним так, словно его здесь и не было.

Он хотел прикоснуться к ней, чтобы проверить, она это или нет. А еще чтобы ощутить тепло и близость родного человека, которого он не видел целых два года.

Том осторожно взял руку сестры. Поднял ее, словно птицу, выпавшую из гнезда. Провел ею по лицу Теодоры и увидел, что в ее глазах блестят слезы. Она притянула его к себе и крепко обняла. Он не помнил, чтобы они когда-то вот так просто сидели рядышком, и все никак не мог понять, чего больше в этих объятиях: любви или ненависти. Тело сестры показалось ему совсем худым, высохшим и каким-то неживым.

Наконец Тео глубоко вздохнула и улыбнулась. Взяла руки Тома в свои и крепко сжала.

– Добро пожаловать домой, – прошептала она, – добро пожаловать домой, Том Коллинз.

– Ты, наверное, уже не верила, что я вернусь? – пробормотал он.

– Наверное… – задумчиво ответила она. – Честно говоря, я думала, что больше вообще тебя не увижу.

Том хотел высвободить свои руки, но Тео держала их крепко. Теперь он вдруг понял, что выражал ее взгляд. В нем застыла не печаль, не тепло и не холод, а глухая чернота одиночества.

– Я скучал по тебе, – вымолвил он. – А ты?

Она кивнула.

– Ты сердишься, Теодора? Я знаю, ты сердишься. Меня так долго не было, но…

– Ты изменился.

Ее шепот теперь набрал силу – и почти испугал его. Ничуть не изменившись внешне, его сестра говорила теперь голосом взрослой женщины.

– Я столько всего видел, – пробормотал он.

– И стал умнее?

Он помедлил с ответом, потом кивнул и тут же пожал плечами.

– Сильнее?

– Да, – сказал он уверенно, – сильнее я точно стал.

– Это хорошо. Это тебе пригодится… – задумчиво произнесла Тео.

– Ты по-прежнему выглядишь так, словно сердишься на меня.

Она отпустила его руки и, вздохнув, улыбнулась самой себе. И тут же снова стала серьезной.

– Нет, я не сержусь на тебя. Я завидую тебе. Не более того.

– Завидуешь?

– Я всегда завидовала тебе. Не потому, что ты умел плавать, грести, рыбачить и ходить под парусом. Я завидовала тому, что ты мужчина. Что однажды, когда тебе приспичит, ты можешь оседлать мула и уехать. Просто так. На поиски счастья.

– Я нашел его, Тео. Нашел. Пусть не само счастье, а Бибидо, но я нашел его. Мне нужно столько всего тебе рассказать!

– Мне тоже. Но я не знаю, подходящее ли сейчас для этого время.

Она положила свою ладонь ему на щеку. Осторожно, любя. Прижалась своим лбом к его лбу.

– Я помню, – прошептал он, – когда мы были маленькими, ты спрашивала меня, чувствую ли я, как бьется твое сердце? Теперь я чувствую.

– Твоя и моя жизнь, Том, – прошептала она, – слышишь, как они бьются…

– Да, именно эти слова ты тогда произнесла.

– А ты кричал: «Возьми меня с собой, Тео, на край света!»

Том высвободился и восторженно посмотрел на сестру.

– Я побывал там, – воскликнул он, – я побывал на самом краю света.

– Нет, Том, ты сейчас на краю.

Между ними повисла тишина.

– Мама умерла, – сказала Тео.

Он стоит за спиной у сестры, рядом со стеной таверны. Под оливковым деревом – крест и маленький холмик, заросший травой и цветами…

Том стоит, безвольно свесив руки, и слушает сестру, а та рассказывает о том, как умирала от кровотечения мать. Теодора, конечно, вызывала лекаря. Тот осмотрел больную и сказал, что против этой хвори нет лекарств. Меньше чем за неделю красный поток унес с собой жизнь Элиноры, и наступила темнота…

Тео плотнее закутывается в шаль и, наклонившись, принимается выпалывать сорняки.

– Могилка, как видишь, совсем простая, но я ведь все одна делала, никто не помогал…

Она выпрямляется и скрывается за углом дома.

Том смотрит на небо. Небо такое же, как всегда, ничуть не поменялось. Том падает на колени, успев удивиться тому, что нет слез… Он скребет пальцами землю, а перед его внутренним взором встает образ матери. Вот она что-то готовит, стирает белье, ставит цветы в вазу, причесывает сеньора Лопеса. Том никак не может вспомнить ее голос, но он никогда не забудет аромат лимона, которым пахла ее кожа.

Он пытается ухватиться за землю, но падает набок. И лежит скрючившись, ожидая, когда же появятся слезы.

Затем, спотыкаясь о камни, идет на берег. Падает, снова встает, бредет через отмель, поднимается на борт лодки и подходит к Ньо Бото, который сидит и чинит рубашку своей гнутой иголкой.

Том садится рядом и, не мигая, пристально смотрит на Бото.

– Кто-то умер? – спрашивает Бото.

– Моя мама, – отвечает Том.

И тут они приходят к нему. Слезы. Он не пытается их сдерживать, просто сидит и плачет.

Бото не произносит ни звука и продолжает шить.

Том вытирает глаза и шмыгает носом.

– Ее больше нет, – шепчет он, – у меня даже в голове не укладывается.

– Это видно по дому, – Бото кивает в сторону таверны.

Том непонимающе смотрит на него.