Ничего не ответив, Дремин задумчиво посмотрел на Варламова, потом бросил мимолетный взгляд на все еще не убравшего злобную гримасу Князева и, наконец, отвернулся и подошел к искалеченной машине Гранина, которую механики уже поставили на колеса и затащили вглубь бокса к подъемнику. Дремин не спеша осмотрел ее, обойдя вокруг, задумчиво постоял склонившись над водительским сидением и даже попробовал повернуть штурвал. Рулевое колесо вращалось плавно. Потом он выпрямился, потер подбороток и протянул:
– Н-да, интересно!..
Варламов холодно взглянул на него. Его глаза выражали неудовольствие и скрытую подозрительность. Он произнес:
– Эту машину готовил лично я, босс.
Дремин лишь пожал плечами, последовала долгая минута молчания. Наконец, он сказал:
– Знаю, Василич, знаю… Знаю и то, что лучше вас этого никто не делает… Вы у меня с первых дней, так что не станете молоть чепухи. Я должен знать, что же произошло на самом деле? Сколько вам нужно времени?
– Вы хотите, чтобы я начал немедленно?
– Разумеется…
– Пять-шесть часов, – Варламов говорил сухо: он был обижен и не скрывал этого. – От силы – восемь.
Дремин кивнул и, взяв Видова под руку, хотел, было уйти, но в последнее мгновение остановился. Князев и Дремин-младший тихо разговаривали о чем-то, и хотя слов не было слышно, враждебные жесткие взгляды, которые они бросали внутрь павильона на Гранина и на его бутылку с бренди, были достаточно красноречивы. Дремин отвернулся и с сожалением вздохнул.
– Сегодня у Сержа друзей не прибавилось, не так ли?
– Да, все ополчились на него… А вон еще один, жаждущий мести, – сказал Видов, кивком указав в сторону человека в голубом комбинезоне, решительно шагающего к боксу с таким видом, будто у него было что-то на уме. Это был латыш Валдис Бразаускис – гонщик "номер один" второй российской команды, пробившейся в число "грандов" автоспорта благодаря щедрости компании-конкурента, чье название красовалось на груди и спине его комбинезона. В этом сезоне он выиграл лишь один кубок Гран-При, но всегда приносил своей команде очки и, деля четвертое-пятое место с немцем Акселем, после гибели Морриса имел неплохие шансы в борьбе за чемпионскую корону. Как и Князев, это был холодный и недружелюбный человек с манией величия и потому весьма заносчивый и надменный. У него было мало друзей, если таковые вообще были, и неудивительно, что эти два человека, самые непримиримые соперники на трассах, в жизни были близкими приятелями.
Бразаускис явно кипел от гнева, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда на его пути возникла массивная фигура Дремина.
– Ох, боже ты мой! – Вздохи явно становились второй натурой Дремина. – Кажется, у Валдиса действительно что-то на уме.
– Прочь с дороги! – прошипел сквозь зубы тот.
Дремин с кротким удивлением взглянул на него.
– Простите, что вы сказали? – вежливо спросил Иван Михайлович, но от его слов повеяло ледяным холодом.
– Извините меня, господин Дремин… Где этот мерзавец?
– Оставьте его в покое. Ему и без вас тошно.
– А Моррису считаете не тошно?! Не знаю, какого черта вы носитесь с этим Граниным! Правда, мне наплевать на это. Но с какой стати этот маньяк должен оставаться на свободе? Ведь он же самый настоящий маньяк! И вы это отлично знаете. Мы все это знаем. Сегодня он меня дважды едва не спихнул с трека. И я мог быть на месте Морриса. Я вас предупреждаю, господин Дремин! Если этот мерзавец снова пявится на треке, я поставлю вопрос о его дисквалификации в дисциплинарном комитете. Гранина должны снять с соревнований!
– Кому-кому, но только не вам поднимать такой вопрос, Валдис, – сказал Дремин, положив руку на плечо Бразаускиса. – Вы не можете позволить себе показать пальцем на Гранина. Вы отлично знаете, что, после гибели Морриса и в случае снятия с соревнований Гранина, вы можете реально претендовать на чемпионский титул. От Грэга Мэйсона вы отстаете только на три очка, а впереди еще восемь гонок…
Бразаускис широко раскрыл глаза. Ярость почти погасла на его лице, и он с удивлением уставился на Дремина. Его голос упал почти до шепота, когда он заговорил снова:
– Вы подумали, я действительно поступил бы так?
– Нет, Валдис, я этого не думаю. Я просто хочу сказать, что большинство людей подумали бы так.
Наступила долгая пауза, за это время Бразаускас почти совсем успоколся и, наконец, сказал:
– Но он же убийца. Он и еще кого-нибудь убьет.
Мягко сняв руку Дремина со своего плеча, он развернулся и пошел прочь. Видов проводил его задумчивым и тревожным взглядом.
– Может, он и прав, Иван… Я понимаю, Гранин взял уже пять Гран-При, но с ним явно что-то происходит… Да что говорить, вы и сами это хорошо знаете…
– Взял пять кубков, а вы меня пытаетесь убедить, что у него сдали нервы?
– Я не могу сказать, что там у него сдало. Просто не знаю. Я знаю только одно: если самый осторожный гонщик стал неосторожен и опасен, то это ненормально. Другие просто боятся его. Они уступают ему дорогу, потому что предпочитают остаться в живых, чем оспаривать у него хотя бы метр пути. Поэтому он и продолжает выигрывать.