Кольцо Соломона

На миг Ашмира онемела от ярости и смятения, бушевавших у нее в душе. А потом она расхохоталась. Она аккуратно поставила на пол вино, к которому так и не притронулась, и медленно поднялась на ноги.

– Я уже сказала тебе правду! – ответила она. – Поверни Кольцо, и давай покончим с этим!

Царь Соломон скривился.

– Сядь. Я тебя предупреждаю – сядь!

– Нет! – И она сделала шаг в его сторону.

– Что ж, ты не оставляешь мне выбора!

Соломон вскинул левую руку и двумя пальцами правой повернул на мизинце золотой ободок.

Ашмира застыла как вкопанная. Она зажмурилась; кровь стучала у нее в ушах…

Ничего не случилось. Она словно издалека услышала, как царь выругался сквозь зубы.

Ашмира приоткрыла один глаз. Соломон по-прежнему сидел и крутил на пальце Кольцо. Поворот, еще поворот… Но жуткая тварь так и не явилась.

Внезапно тонкий золотой ободок на глазах у Ашмиры обмяк и вытянулся, сделался сероватым и каким-то рыбным на вид. И начал сползать с пальца. Царь Соломон и Ашмира уставились на него, разинув рот.

– Кальмаровое колечко… – выдохнула Ашмира.

– Кто-то подменил… – еле слышным голосом начал Соломон.

– Ага! И похоже, это я!

С этими словами из-за ближайших полок со свитками вышел маленький, полосатый барханный кот. Усы у него искрились, глаза горели, хвост был задран вверх особенно лихо. Судя по всему, кот был необычайно доволен собой. Он прошелся по коврам и остановился напротив.

– «Простой джинн» к вашим услугам! – сказал он, усаживаясь и аккуратно обвивая хвостиком лапки. – Тот самый «простой джинн», – тут он сделал многозначительную паузу и обвел их взглядом для пущей эффектности, – который, пока вы бранились, как торговки на базаре, добыл себе колечко!

30

Бартимеус

Со стороны кажется, будто это было проще простого. Но на самом деле все было чуточку сложнее.

Правда, пробраться в спальню действительно было нетрудно: там не было ни ловушек, ни часовых и Соломон сидел ко мне спиной, когда я заглянул в дверной проем. Прокрасться к полкам у окна тоже было делом пустяковым: они с девчонкой были поглощены своей жаркой дискуссией и вряд ли заметили бы муху, которая скромно пролетела мимо[96].

А вот дальше все пошло сложнее – в основном из-за самой природы Кольца.

Для начала, оно было яркое. Слишком яркое. На первом плане комнату пристойно озаряли несколько мерцающих масляных светильников[97], но на высших планах аура этой крошечной золотой хреновинки высвечивала все добела, как египетское полуденное солнце. Сияние было столь ослепительным, что внутреннему взору было больно. Так что я старался ограничиваться первым планом, а на высшие заглядывал только мельком.

Сама по себе ловкость рук: по-быстрому наложить Иллюзию на кальмаровое колечко и подменить им настоящее Кольцо, что лежало на блюде, – мне тоже, считай, ничего не стоило, по крайней мере теоретически. Воровство для джиннов вторая натура, так было всегда, в основном потому, что это то, чего от нас требуют постоянно[98]. Так что кот просто подкрался к креслу Соломона и дождался, пока один из приступов праведного гнева девицы совпадет с приступом праведного гнева царя. Как только оба закатили глаза и принялись пыхтеть и фыркать, я протянул лапу, в мгновение ока подменил вещицу и торопливо отступил к окну.

И вот тут-то начались настоящие проблемы.

Как же это Кольцо меня терзало!

Разумеется, серебряное блюдо, которому Соломон его доверил, моей сущности тоже на пользу не пошло. Если бы это был какой-нибудь обычный предмет, я бы подумал трижды, прежде чем приблизиться к нему. Но стащить Кольцо Соломона? Ради этого можно и потерпеть немножко. Так что я препоясал свои пушистые чресла и совершил этот подвиг. И только уже отбегая прочь от серебряного блюда, источающего пагубный холод, я сообразил, что само по себе Кольцо, которое я осторожно сжимал в зубах, тоже далеко не витаминка.

Это не было ощущение обжигающего холода, как от серебра (или железа, или других веществ, которые враждебны духам). Это было жарче и, поначалу, не так уж вредоносно. Сперва я ощущал лишь легкое покалывание в своей сущности в том месте, которым я прикасался к Кольцу. Ощущение было странно знакомым – болезненным, но в то же время приятным – и стремительно переросло в острое и настойчивое тяготение. К тому времени как барханный кот шмыгнул в укрытие за полкой, я чувствовал себя так, словно меня раздирали пополам. Я выплюнул Кольцо на пол и озабоченно уставился на него (на первом плане).