Колумбайн

Оба подростка пришли к желанию убивать постепенно, но у каждого из них было событие, которое подтолкнуло к тому, чтобы шагнуть за критическую черту. Для Эрика таким толчком стали наручники, которые помощник шерифа Уолш защелкнул на его руках 30 января 1998 года. Очередь Дилана настала на целый год позднее, и он пришел к намерению убивать более постепенно, но и в его случае поворотный пункт очевиден. Это произошло в феврале 1999 года. Парни договорились, что совершат атаку на школу в апреле, и до него оставалось всего ничего. Эрик был настроен решительно. Он действительно собирался осуществить замысел. Дилана же, как всегда, раздирали противоречия, но он все еще был настроен против и достаточно однозначно писал об этом в дневнике. Дилан хотел быть хорошим парнем. Он мог выбрать одно из трех: сдаться, отказаться участвовать в атаке или спешно покончить с собой.

Эти три варианта действий маячили перед ним уже год или даже дольше, и он все никак не мог решить, какому из них отдать предпочтение.

Затем Дилан написал рассказ. Историю об обозленном человеке в черном, который методично расстреливает дюжину «девятиклашек». Парень делает это, чтобы отомстить и позабавиться, а также для того, чтобы продемонстрировать – он может это сделать.

Дилан взял большинство деталей из плана Эрика. Одел и вооружил убийцу точно так же, как они планировали одеться и вооружиться сами. В рассказе говорится о больших спортивных сумках, бомбах, взрывы которых призваны отвлечь внимание, и предварительной разведке с целью выяснить повадки жертв. Даже самые мелкие детали совпадают с тем, что произойдет в апреле. Убийца похож и на Эрика, и на Дилана. Рост у него как у Дилана, но ведет он себя точно так же, как Эрик: он бесчувствен и методичен, охвачен лютой яростью и в то же время невозмутим.

Дилану оказалось легко представить, как будет чувствовать себя Эрик, нажимая на спусковой крючок 20 апреля, но собственная реакция была ему неясна. И он дал возможность Эрику убивать на бумаге, а сам остался в роли рассказчика, чтобы понаблюдать. Какие чувства у него вызовут убийства?

«Если бы я мог испытать эмоцию бога, это было бы похоже на чудо, – написал он. – Я не только видел, но и чувствовал исходящие от него силу, удовлетворенность, ощущение завершенности и божественность. Человек улыбнулся, и в это мгновение, не прилагая к тому никаких усилий, я постиг смысл его действий».

На этом все и заканчивалось – не на самих убийствах, а на чувствах, которые они вызвали у человека, который их совершил.

Никто не видел, как Дилан набирал свой рассказ, но, судя по всему, он выдал его за один присест. Он не останавливался ни для того, чтобы проверить орфографию, ни для того, чтобы исправить ошибки, и не нажимал клавишу возврата. Он втиснул историю в один-единственный абзац, который при нормальном наборе текста занял бы пять страниц.

7 февраля Дилан сдал сочинение преподавательнице литературного творчества, чтобы она зачла его как выполненное домашнее задание по ее предмету. Учительница Джуди Келли прочла его, содрогаясь. Для семнадцатилетнего подростка это был прекрасно написанный рассказ, но он глубоко ее обеспокоил.

Дилан стал не первым подростком, который написал рассказ о насилии, – Эрик весь семестр писал эссе о том, как сражаются героические морские пехотинцы. Эрик был одержим войной; на уроках он то и дело имитировал звуки пулеметной стрельбы. Но то, что написал Дилан, отличалось от рассказов о войне. Его герой безжалостно убивал гражданских лиц и получал удовольствие. В низу последней страницы Келли сделала запись, в которой приглашала Дилана на беседу. Прежде чем ставить оценку, она хотела с ним поговорить. «Ты отличный писатель и рассказчик, но эта история меня беспокоит», – написала она.

Дилан явился к ней. Его сочинение чрезвычайно жестоко и агрессивно, сказала она. Оно неприемлемо.

Это сочинения, вероятно, было намеренной утечкой. Дилан струхнул. «Это просто рассказ», – отбился он. Это же курс литературного творчества. Вот он и творил.

Творчество – это хорошо. Но откуда идет вся эта жестокость? Даже простое чтение написанного выбивает из колеи.

Дилан продолжал твердить, что это просто рассказ.

Но Келли не поверила. Она вызвала Тома и Сью Клиболд и имела с ними длительную беседу. Они показались ей не слишком-то обеспокоенными, сказала учительница полиции после того, как все произошло. Вместо этого Клиболды заметили, что понимать подростков – задача не из легких.

Даже после убийств одна из одноклассниц Дилана согласилась с тем, что это был просто рассказ. «Это же курс литературного творчества, – заявила она газете Rocky Mountain News. – Ты можешь писать, о чем захочешь. Шекспир все время писал о смерти». Причем эта девушка даже не была подругой убийц.