Колумбайн

Эрик по-прежнему представлял, что стреляет по людям. Он поднял с земли кеглю с маленьким входным отверстием от пули спереди и большим чашеобразным сзади. И продемонстрировал на камеру: «Входное отверстие раны, выходное отверстие раны». Его приятель засмеялся, но он так и не понял шутку до конца. Вокруг уже шло сражение. Эрику нравилось предвосхищать события. Все присутствующие были так или иначе замешаны в деле. Но только двое знали, в чем оно состоит.

Большую часть времени Эрик и Дилан методично работали над улучшением своего умения стрелять. Один из них стрелял, в то время как другой стоял рядом и указывал на допущенные им ошибки: «Ты взял слишком высоко и отклонился вправо… слишком низко и влево… опять взял влево…»

Одноствольные дробовики надо перезаряжать после каждого выстрела, и это могло значительно уменьшить число убитых. И Эрик начал тренироваться специально для того, чтобы научиться быстро стрелять и перезаряжать. Каждый выстрел причинял боль, вырывая ствол из его левой руки вверх, в то время как локоть правой дергался назад и обратно, словно резинка. Скоро он приспособился к отдаче, научился ловить вырывающийся укороченный ствол, стремительно переламывать дробовик, вставлять патрон, защелкивать ствол обратно, нажимать на спусковой крючок, а затем непрерывно повторять все эти движения опять и опять. Он сумел сделать четыре выстрела за пять секунд и был собой доволен.

До этого момента все его планы были лишь теорией, и он не представлял, сколько человек они с Диланом реально смогут убить из этого ружья. Теперь они получили ответ на этот вопрос. Эрик был настоящей машиной для убийств.

Эрик и Дилан подошли к видеокамере, чтобы похвастаться боевыми ранами – участками содранной кожи между большим и указательным пальцами, в том самом месте, которое было задействовано, когда подростки сжимали дробовики.

– Вот что бывает, когда ученики старшей школы берутся за оружие, – сказал кто-то. Все рассмеялись.

Мейнс выстрелил из дробовика Эрика и поморщился.

– Тебе следует сточить углы, – посоветовал он.

– Ага, – ответил Эрик. – Я над этим поработаю.

Они постреляли еще какое-то время и снова продемонстрировали перед камерой раны, ставшие еще более кровавыми.

– Пушки – это плохо, – сказал Мейнс. – А когда ты спиливаешь стволы и превращаешь их в запрещенные законом обрезы, с тобой тоже начинает происходить что-то плохое. – Эти слова вызвали еще более дружный смех. – Просто скажи обрезам «нет».

Эрик и Дилан чувствовали себя на коне. Эрик схватил дробовик и начал корчить рожи перед камерой. Потом несколько раз шлепнул по ударному механизму:

– Плохой!

Дилан погрозил ему указательным пальцем:

– Нет! Нет! Нет!

Доктор Фузильер посмотрел это видео через несколько дней после бойни. Оно запечатлело последний шаг от фантазии к реальности. За два года Эрик эволюционировал от пустячных проказ до все более крупных краж, став профессиональным преступником. Он перешел психологический барьер, отделяющий фантазии от реальности. Именно такое чувство возникло у Фузильера, когда он смотрел видео, снятое в Рэмпарт Рейндж.

Эрик и Дилан продолжили тренироваться. Вместе с Мейнсом они три раза съездили за город, чтобы пострелять по мишеням.

Дилан проговорился опять. Он был рад и взволнован оттого, что у него есть оружие, и в феврале сказал Заку, что теперь у него имеется кое-что «по-настоящему классное».

Что именно?

Кое-что наподобие того, что есть в «Отчаянном», полном насилия фильме, снятом, как они ошибочно думали, Квентином Тарантино.

Зак не унимался: это пушка, да?

Это двуствольный дробовик, сказал Дилан, такой же, как в «Отчаянном». И у Эрика тоже есть дробовик. И они вместе стреляли из них. Это было круто!

Больше они об этом не говорили, поведал впоследствии Зак, когда его опрашивало ФБР.

49. Готовность проститься с прошлым

Мистер Ди знал, когда его миссия будет завершена: 18 мая 2002 года. После бойни в школе у него была только одна цель – помочь без малого двум тысячам учеников справиться с эмоциональными проблемами, вызванными этой травмой, и вновь обрести душевное равновесие. В мае 2002 года школу закончат последние, в то время самые младшие классы из тех, которые пережили трагедию.

Фрэнк не имел ни малейшего представления о том, чем будет заниматься потом. Пока ему было просто некогда строить планы, поскольку дел и так невпроворот. Перед ним маячили еще три учебных года, которые надо пережить. Он серьезно недооценил те неурядицы, которые случились в первый год после атаки на школу – никто не смог предугадать всех ее отголосков. Но он не повторит этой ошибки. Второе лето принесло некоторое облегчение, но, когда двери школы открылись вновь в августе 2000 года, преподавательский состав приготовился к новому обострению обстановки. Однако оно так и не наступило. Такого школьного года, как первый, больше не было – ничего похожего даже близко.